Звуковые файлы. Стихи участников "1-го открытого Чемпионата Балтии по русской поэзии - 2012" в авторском исполнении, а также в исполнении членов Жюри и участников конкурса. Страница пополняется по мере появления материала, последние добавления - 5.06.2012.
Финалисты конкурса
Александр БУРЛАКОВ, Шарья (Россия)
Разместил
РЕКА
Золотые, седые на солнце – пески,
Будто локоны – нет, не закоски, а косы...
Упади, во всю ширь свои руки раскинь,
Обними и... поверь –
есть душа у реки...
...и глаза у неё – зелены и раскосы.
Зачарует – забудешь про день и число
...про весло.
Ну а ей – то и мило, и любо.
Для потехи – завяжет теченье узлом,
Уведёт – не на отмель, так
прямо в залом
И подставит... целуй её –
шалую – в губы..
Лывы, старицы...
Мергели – в пыль и песок
Размывает река... берега и породы
...не меняя привычки, но –
только фасон...
Век за веком ей вторят ручьи в унисон
И меняются – нравы, глубины и броды.
Золотое руно – в жаркий день на воде –
Красота
...что она без людского пригляда?!
Приезжай, будь хозяином. Гостем...
Владей
И – колечко зари ей на палец надень –
Больше вряд ли чего этой барышне надо...
Напоит, да не чаем – отваром из трав
И тройною ухой угостит на рассвете...
Клёв устроит – по-барски,
по-царски – с утра
И, быть может, покажет «сестру осетра»...
Как родного, заблудшего сына, приветит.
Есть душа у реки! У небес – благодать!
У прибрежных лесов – буреломы да крепи...
...Точат память,
что глинистый берег – года
И течёт, и вплетает, как в косы... вода –
В золотые пески
перламутровый гребень.
О феврале писать - себе дороже...
. Размещено
О феврале писать – себе дороже…
Зима в запарке, да и… леший с ней!
Конец сезона –
всяк живёт, как может
…вот и тоскует у весны в прихожей
Да причитает, мелет, что негоже,
А… день ко дню-то,
всё одно – тесней.
Снега кружатся, заметают веси…
Метель – собакой сорванной с цепи,
Запыхавшись, под окнами, раз десять
За утро пробежит –
сугробы месит
И, как дворняжка, у дверей сопит.
Пусть колобродит, пусть себе лютует
И издирает брюхо до корост…
Я – на печи – в тепле, в добре
…бастую,
Пока его – февраль – не арестуют
И… чёрта с два покину это «пост».
Глянь – снова стужа… Стужа да метели.
От проторённых тропок – ни следа.
Висит, звенит чуть слышно, еле-еле
Колышется – отпет, освиристелен
Свет за окном… и впрямь – беда.
Беда.
А то вдруг – солнце и… всё выше, выше.
Узор на раме оплывает в лёд
И – диво дивное – капель…
Капель на крыше
В сосульках, еле слышная – чуть дышит,
Но… всё равно, как по весне, поёт!
…Пожалуй, встану.
Кто февраль осудит?
Мне этот крест наперевес нести…
Одену валенцы, доем вчерашний студень
Да дольку чеснока – назло простуде
И...
надо будет тропки разгрести.
Александр СПАРБЕР, Москва (Россия)
Разместил
Брейгель
И белый снег, и черные деревья...
...А черные фигурки на снегу
спускаются с холма – туда, к селенью,
стоящему внизу, на берегу
пруда.
На льду зеленом дети
играют в расписную чехарду,
забыв привычно обо всем на свете, -
о том, что матери их с нетерпеньем ждут
в домах, клубами дымными овитых...
Сегодня праздник. Сдвинуты скамьи,
и ждут столы, уже почти накрыты,
когда отцы вернутся – и свои
сдадут трофеи – скоро, скоро воздух
взорвется пряным ароматом яств –
мясных и рыбных; вкусом травок острых,-
ну, словом, всем, что есть - и что подаст
Тот, кто сегодня сядет рядом с ними
по случаю рожденья своего
за все столы, неслышно и незримо...
Взойдет звезда. Начнется Рождество.
...Детей уложат и закроют ставни,
задуют свечи, соберутся спать,
один лишь снег кромешный не устанет
дома и переулки засыпать.
И, погружаясь в сонные тенета,
подумают, что жизнь прошла не зря....
..... Она куда реальнее, чем эта,
где я сижу, рассеянно смотря
на мятую скорлупку штукатурки...
Но взгляд, переведенный за окно,
утонет, как во сне, в "белым-бело"...
...деревья, птицы, черные фигурки.
. Разместил
Черемуха в стакане
...Солнце
оно с утра подобрало ключи
ко всем дверям и занавескам. Ночью
шёл дождь, но оголтелые лучи
остатки облаков порвали в клочья,
ярило возведя на синий трон.
Как голова болит... и клонит в сон –
до сей поры немного подшофе я -
вчера... да что теперь...
...Босая фея,
скорее, нимфа, да - звеня ведром,
в соседнем доме моет окна, стоя
на подоконнике...
пустое, всё пустое...
какая малость, глупость, ерунда...
...Но смуглые мелькающие руки,
подоткнутый подол, стекло, вода,
и солнечные зайчики, и звуки –
как будто к ней пришли на водопой
ручные белки, зяблики и лисы...
Играет скрипка – кто-то за стеной
привычные выводит экзерсисы,
а я читаю почту, невзначай
поглядывая на её оконца,
курю и пью – горячий сладкий чай...
Черемуха в стакане. Утро. Солнце.
Разместил
Зеркало
Начинается дождь. Не стреножены кони –
и гоняют по лугу, друг друга дразня,
малой птахой душа улетает с ладони,
и дрожит сквозь ладонь нетерпенье огня
Изнуряющий сон повторяется, длится,
как болезнь, от которой не в силах помочь
ни один порошок – там забытые лица,
и пожар, и тревога, и детство, и ночь
Наклоняясь, прекрасная юная мама
моет голову... льётся, стекает вода...
а она над незримыми грудами хлама
удивленно парит, возвращаясь туда,
где вчера, обомлев, перепуталось с завтра...
...и рассеянно смотрит откуда-то из
неземного сегодня – и видит внезапно
всю свою драгоценную страшную жизнь
Здесь слепая эпоха вспотевшей рубахой
прижимается к телу – и душу дробит
сумасшедшая белая музыка Баха...
...шелестенье травы, трепетанье ракит...
Дождь идёт и идёт...Одинокий скиталец,
омывая коней, он идёт без конца
Влажный след – от стакана – стремительно тает...
...и деревья, и ветер....
И голос отца.
Игорь ТИШИН, Казань (Россия)
Разместил
желтый платок
у меня подружка есть
невозможно глаз отвесть
жёлтый платок, золотая прядь
мы с ней любим гулять, гулять
по безлюдным дворам, дворам
по поздним по пасмурным вечерам
держаться за руки, отводить глаза
не ревнуй меня к юльке, ты красивая, а она коза
у неё в семье страшные творятся дела
у неё было двое бабушек, одна умерла
вторая пропала, заявили в милицию, не нашли
как прыщик, исчезла с лица земли
нашли только очки её и клюку
у неё было двое дедушек, теперь их нет
один за другим отправились на тот свет
любимая, жёлтый платок, голубой вельвет
нужно быть начеку
смерть поджидает на каждом шагу
у юльки есть братик и мама с отцом
она вроде держится молодцом
только звякнуло что-то в её груди
точно последняя порвалась струна
но самое страшное вроде бы позади
раньше мы с юлькой гуляли допоздна, допоздна
напивались допьяна, допьяна
и когда мы ходили под полной луной
мне мерещились крылья у нас за спиной
я думал, она будет вечно со мной
мы расстались с ней прошлой весной
она ушла к другому, а я — к тебе
золотая прядь в жестяном сентябре
жёлтый платочек, мелькающий в тёмном дворе
вода дождевая на нижней губе
огонёк путеводный в моей
непроглядной судьбе
а юлька коза
не ревнуй пожалуйста к ней
Егор МИРНЫЙ, Мелеуз (Россия)
Разместил
дельфины
смирившись с тем, что "влюблён" - это статус, а молоко бывает птичьим,
пересмотрев в сотый раз "Бездну" и другие любимые фильмы,
погружаешься в пучину фантастического безразличия,
а там - дельфины.
и так они ластятся к тебе, так пробуют тебя на запах,
словно выясняют, сколько в тебе рассеяно пыльцы света,
а ты не помнишь себя от счастья, потому что не будет уже никакого "завтра",
будет - вера
в то, что нет ничего разумного, есть только смерть и танцы,
не захочется больше выяснять, какими чувствами ты болен:
чувствам бесполезно сообщать, как они называются,
болезням - тем более.
дельфины подбрасывают тебя в тёплый космос, курлычат что-то, наверное, радуются.
привыкаешь к невесомости, к мягким плавникам, а вдалеке сквозь рыхлый пар виднеются
твои детские книжки, утонувший брат, любимая девушка под капельницей,
фабрика Уолта Диснея.
Разместил
кафель
он ударился головой об ванну, поскользнувшись на мокром кафеле,
и на ясном лице его образовалась прореха -
Ева шепчет Адаму, глядя на мёртвое тело Авеля:
"я не помню этого человека."
и целует, целует в глаза спящего Каина,
который вдруг просыпается на лоне природы
в грозовой темноте, где божественные мелькания
светлячков, а большего не происходит,
потому что Бог захлопывает книжку и ложится спать,
двери захлопывает и ложится спать около
маленького Адама, которому завтра рано вставать.
Адам в глубоком бреду, обжигаясь, трогает
крестик, проступающий на груди, "я не знаю этих людей", -
жарко бормочет он, и платье венчальное
вспыхивает на Еве. Каин пытается ходить по воде,
у него почти получается.
Разместил
фарфор
лампы фонарей в горячей глине,
долгое фарфоровое "до",
где Тарковский вылепил Феллини,
и они достраивают дом,
и у них тепло зажато в лёгких,
и в глазах зажмурен белый свет.
просто всё: от мыла до верёвки,
от любви до дырки в голове.
на Тарковском - светлая рубаха,
на плече Феллини - попугай,
он блестит от солнечного праха,
клювом раздвигает берега
млеющей под копотью речушки.
на безрыбье тонет человек -
ждут его упитанные души
и косматый ангел Гулливер.
где Тарковский балует Феллини
поцелуем в детские уста,
на пересеченье слов и пыли
есть ещё свободные места.
Людмила ОРАГВЕЛИДЗЕ, Тбилиси (Грузия)
Разместил
Старуха вяжет зимние носки...
Старуха вяжет зимние носки,
Скрипит под нею старая кровать.
Кто знает глубину ее тоски?..
Старухе скоро - девяносто пять.
Она торгует шерстью и шитьем
На придорожном рынке у моста,
И если напрямик, сквозь бурелом,
То до него обычная верста.
Старуха вяжет. Может быть, продаст...
Невестка варит яблочный компот.
Мяукает голодный "Гондурас" -
Зачуханный, бесхвостый черный кот.
Невестка злится. Вновь... не с той ноги.
(Старуху вязко пробирает дрожь).
"Бои-ишься? Ведьма! Дай пожить другим,
Ты и до ста, наверно, доживешь."
Старуха вяжет. Катится слеза.
(Утерла незаметно рукавом)
Потом взглянула вверх, на образа,
На небо, загрязненное окном.
А до икон достать - длина руки...
А до небес - обычная верста...
Старуха вяжет зимние носки,
Она не хочет, Господи, до ста...
Алексей ЗАСЫПКИН, Сыктывкар (Россия)
Разместил
Чупакабра
Было время, быка за рога брал,
Ныне вилку и ту уроню -
Это снова идёт чупакабра
К моему поживиться огню.
То под окнами тоненько воет,
Слышен мне одному на селе,
То, манеры дурные усвоив,
Заявляется навеселе
И поёт чупакабрины песни,
И щекочет клыком, а к утру
Убегает обратно, хоть тресни,
Оставляя бескровный мой труп.
Не встречай у калитки, Маруся,
И с порога ухватом гони,
Если без чупакабры вернусь я,
А тем более, ежели с ним.
У него сто имён и сто братьев,
Но не спрятаться боле ему.
Я и так слишком много потратил
Дроби на истребление мух...
Поле в маках. А где-то за кадром
В полосатой пижаме дождя
Я иду по следам чупакабры,
По возможности тоже следя.
Разместил
Кариатида
Тебя обманули: карниз не рухнет,
Если совсем опустить руки.
Это общеизвестные трюки,
Странно, как ты не знала.
Права всех женщин защищены,
Грехи ваших воинов прощены,
А ты ублажаешь взор прощелыг,
Шныряющих вдоль канала.
Привязанность к стенам - ещё не страх,
Бросай этот чёртов балкон, сестра,
Наш поезд на Фивы в восемь утра,
Дай руку скорее, дай же.
Чем гнить, мостовую взглядом сверля,
Уж лучше как те, на носу корабля.
Покуда ещё нас носит земля,
Пусть носит как можно дальше.
Страница Алексея Засыпкина в Сети
Наталья НЕЧАЯННАЯ, Москва (Россия)
Разместил
Инструкция себе
не делай злого, не делай доброго, ходи по топтаному пути, носи в кармане, в мешке под ребрами складную бездну, дыру в груди: ищи работу, сдавай экзамены, тяни кредиты, вари борщи, про все богатства свои и залежи - будь осмотрительней - умолчи.
будь осмотрительней: слово тянется незримым следом, дурным хвостом. вот наблюдатели и начальники, кому из них объяснишь потом, что небо давится самолетами, что дверь пугается при звонках, что ужас шилом заходит в легкие, и больно вздрагивать и вздыхать, когда на улице плачет маленький, когда под ветром дрожит маяк, что боль чужая воспринимается всегда значительней, чем своя; что те, кто предали нас, становятся грядущим снегом - и бел, и чист.
не делай злого, не думай нового, будь осторожнее - и молчи.
слова врываются, как нашествие, растут и ширятся, как пожар, учись разменивать фразы жестами: "я скоро буду", "не ешь с ножа", "мороз и солнце", "совсем не голоден", "спокойной ночи", "скорее в чат", а если слово полезет в горло, то / хороший навык - уметь мычать. мычи про все, что в тебя не вместится - от императоров до бродяг.
тебя, наверное, не заметят здесь,
зато есть шансы, что пощадят.
Светлана ШИРАНКОВА, Москва (Россия)
Разместил
На семи ветрах
На семи ветрах, на облаке, на отшибе
Есть тесовый рай под каменными крестами.
В том раю живут железные птицерыбы –
Голубые очи, когти дамасской стали.
Птицерыбы смотрят с дерева-иггдрасиля,
Что цветет как верба, хоть по рожденью – ясень,
Человечью душу в небо уносят силой,
А потом кладут к себе в золотые ясли,
И поют ей рыбьи песни о льдах и скалах,
И читают птичьи притчи высоким слогом…
Обомнут, растянут, вылепят по лекалу –
И уронят вниз уже не душой, а богом.
Но не тем, с заглавной буквы (не будем всуе),
А – попроще, смертным, маленьким, бестолковым,
Чтобы слепо трепыхался в земном сосуде,
Птицерыбье сердце ранил каленым словом,
Горевал и плакал, грезил о небывалом,
Порывался сбросить призрачные оковы...
Птицерыбы смотрят ласково и устало
На мальков Творца – бескрылых, бесплавниковых.
Разместил
Говоришь "халва"...
Говоришь "халва", повторяешь "халва-халва",
Маслянистым зноем сочатся во рту слова,
Караван-верблюд бредет по арык-реке,
Бухара и Хива тают на языке.
Ойли-вэйли, брат Ташкент, побратим Багдад,
Золотая жажда, пламенная орда,
Минарет уколет небо в седой висок,
Кровь черным-черна закапает на песок.
На крови взойдут дворцы, прорастет трава,
Зацветет миндаль, закружится голова,
Лишь на грани слуха – шепот: "Уйди, уйди... "
То звезда Полынь горит у меня в груди.
Голубая смерть, вспоровшая горло сталь –
Се грядет конец, молись и считай до ста,
Но, пока еще лоснятся барханьи спины,
Разжигай кальян, в стакан наливай шербет
И садись смотреть, как мелко дрожит хребет
Иудейских гор в подвздошье у Палестины.
Георгий ЧЕРНОБРОВКИН, Олонец (Россия)
Разместил
Окликнешь лес, а он стоит – не дышит,
и ты замрёшь на кромке тишины,
и вдруг увидишь, что деревья выше,
чем помнилось, хотя занесены
не снегопадом – чем-то невесомым,
как будто даже пахнувшим весной,
и, может быть, почти забытым домом...
И – никого на паперти лесной.
Лишь ты и лес. Как ты и Бог незримый.
И тишина, как нищенский медяк,
летит на снег твоей ладони мимо,
и всё не может в снег упасть никак.
Разместил
Я всматриваюсь в небо. Облака
глядят в меня всё пристальней и ближе.
Мой день осенний, как лисёнок рыжий,
ты греешься за пазухой, пока
плывёт июль и лодка мнёт тростник.
Я поднимаюсь выше по теченью,
в воде прозрачной рыбы тень за тенью
скользят, передвигая материк.
Вода течёт и времени в обрез:
что не успел, того уже не сделать.
Как странно знать, что не минует зрелость
ни плод земной, ни душу и бог весть
что ждёт меня за ломким тростником.
Вода и небо слиты воедино,
и обжигает лета середина,
и бок шершавит осень языком.
Разместил
В лесу молчат: трава, деревья, птицы.
Осенний день вбирает тишину,
еловые смыкаются ресницы
и отступают ели в глубину.
И замирает перед первым снегом
дорога между серых валунов.
Мне этот день и альфа и омега,
и лес дремучий посреди миров.
Я на весах. Я взвешен и измерен.
Легла снежинка на зелёный мох.
Лес невесом и праздничен, как терем.
И до зимы остался только вдох.
Татьяна ШЕИНА, Минск (Беларусь)
Разместил
Разместил
Я туда не вернусь...
Я туда не вернусь. Там дожди барабанят по крыше,
Там рябинников стая клюёт обмельчавшие вишни...
Там в избушке живут привидения, ветер и мыши –
Я туда не вернусь, чтоб не стать в их компании лишней.
Занавески на окнах упорно хранят отпечатки
Пальцев тех, кто давно отдыхает на дальнем погосте.
Возле печки скучают бабулины плащ и перчатки,
Покрываются ржавчиной вбитые дедушкой гвозди...
Память спит между рам на подстилке сереющей ваты.
Чуть коснёшься – проснётся, вздохнёт, забормочет, зашепчет...
Я туда не вернусь: я и так без вины виновата
Перед вишнями, домиком, духами близких ушедших,
Перед юностью-прачкой, что счастье носила корытом
(Юность сгинула где-то, корыто забыто в кювете)...
Я туда не вернусь: все дороги давно перекрыты.
Вы не ждите меня – привидения, вишни и ветер...
. Разместил
Вечное студенчество-2
Может, хватит, дружище, на морщины свои любоваться,
В бороде поредевшей седину изучая часами?
Ведь на прошлой неделе нам едва ли исполнилось двадцать –
А за час перед этим мы вступительный сдали экзамен...
Не смотри так печально, не молчи, пожимая плечами -
Все равно не поверю, что теперь мы «не те» и «не с теми»!
Не прошло и недели с той поры, как на кухне ночами
Под бренчанье гитары обсуждали запретные темы.
Было счастьем – проехать без билета в ночной электричке,
На ходу свои вирши набросать на обрывке бумаги;
Одолжив зажигалку (если нет – то сгодятся и спички!),
Закурить с наслажденьем в «целовальнике» третьей общаги.
Мы не верили в старость, мы читали Коэльо и Гёссе,
Мы гуляли по крышам, пили пиво и бредили мартом...
Там, в ладонях у неба, поднимались такие вопросы,
Что попытка ответить довела б до психушки и Сартра!
Анатомия? К чёрту! В драматическом снова премьера!
...Засверкает монетка, ударяясь об пол: или-или!
Методички в антракте – чтобы видеть, что врать – для примера...
Помнишь, как ровно в полночь на балконе «халяву ловили»?
И зачетки крест-накрест повязав для надежности ниткой,
По морозу – без шапки, нараспашку... Как лица горели!
Лишь неделю назад нам одиночество было бы пыткой...
Лишь неделю... Дружище, неужели и впрямь... постарели?!
Разместил
Подъезды детства
Помнишь детства подъезды? В веках прославишь их!
В каждом доме имелся такой «девайс»,
Где в четыре ноги на ступенях-клавишах
Мы играли задорный «Собачий вальс»,
Где съезжали, как с горок, с перил обломанных:
«Мам, не злись! Помоги мне штаны зашить!», -
Где на стенках отчаянные поклонники
Оставляли нам крики своей души.
Где все двери с обивкою дерматиновой
Означали лишь лица – не номера:
Здесь – Андрей (он мне саночки ремонтировал!),
Здесь – Марина и злюка, её сестра.
Где писали на стёклышках затуманенных
То – «Алина плюс Саша», то – «два плюс пять»,
Где вдогонку снежками летело мамино:
«Стой! Куда ты - без шапки - в мороз - опять?»
Где соседи курили, плевали, кашляли,
Провожали «всем миром» ушедших в ночь.
Запах пыли, блинов и борща домашнего,
И чего-то... потерянного давно...
...Замолчали, сломались ступеньки-клавиши.
Детство спит под покровом зелёных мхов.
Но хлестнёт аромат «Серебристых ландышей» -
Неизменных бабушкиных духов...
Евгений СМИРНОВ, Вильнюс (Литва)
Разместил
В никуда
не мы такие
жизнь такая
такая как бы
невсерьёз
в чужие страсти
не вникая
без сострадания
без слёз.
без писем - клятв
без обещаний
без долгожданных сердцу
встреч
без
предрассветных расставаний
и здесь
прервём свою мы речь.
довольно
слов высокопарных
что толку в правильных словах
в словах
в речах
в стихах бездарных
ах в самом деле право
ах.
ах жизнь
она
она такая
ах Герда бедная в слезах
ах сталь
в глазах холодных Кая
ах
пустота в его глазах.
не мы жестоки
жизнь жестока
игра на вылет
господа
вот и летим
по воле рока
из ниоткуда
в никуда.
Геннадий АКИМОВ, Курск (Россия)
Разместил
Гипербола
Ты говоришь мне: "ну встань, сходи принеси картошки,
сколько можно валяться, вконец на всё наплевал".
И удаляешься гордо по выбеленной дорожке,
в то время как я спускаюсь в тёмный сырой подвал,
и встретив там полузнакомого человека,
затеваю ненужный тягостный разговор
(это Петр Петрович, инженер из ЖЭКа,
его руки, покрытые гарью, держат какой-то прибор).
Он вертит ручки, выставляет настройки,
а я со слезой рассказываю о том,
как когда-то встретил тебя у Зойки,
и всё-всё, что случилось потом,
говорю: "инженер, проникнитесь сутью:
металлы бурлят в глубинах, all you need is love,
и я был золотом, она была ртутью,
и мы, кипящие вместе, образовали сплав.
Не зная надломов, раздоров, клиник,
мы были ближе всех близнецов,
но какой-то назойливый нудный алхимик
разъединил элементы и тигель убрал под засов.
Теперь, как ледник, любовь холодна и белым-бела,
а когда-то реками лавы текла горячо..."
Он сухо роняет: "Это всего лишь гипербола",
и разрезает меня надвое тонким лучом.
Разместил
Фронтовая
На западном фронте стоит бригадир -
пожизненно вросший в казённый мундир
хозяин переднего края.
Вечерняя тень заползает на кряж,
в котлах закипает солдатский гуляш,
и песня плывёт фронтовая.
На фронте восточном засел курбаши:
намаз совершает, жуёт беляши,
лелеет коварные планы.
Куплеты мурлычут его басмачи,
долина поёт в соловьиной ночи,
и смерть боевая желанна.
А северный фронт утопает в снегу,
и шлёт позывные радист-балагур
на юг, загорелому братцу.
Тот курит цигарку, лежит на спине,
и в небо глядит, где парады планет
проходят по звёздному плацу.
Проходят по кругу, к зениту стремясь.
И льдиной багровой вращается Марс,
инстинкт боевой пробуждая.
Вращаются фронты, огни, времена,
по кругу идёт вековая война,
вражда без конца и без края.
Встают мертвецы из верденских болот -
их внуки уходят в крестовый поход,
как встарь, по предгорьям бейрутским.
А в памяти нашей - степная орда,
и хруст заалевшего чудского льда,
и гром канонады под Курском.
Взгляни сквозь мерцающий алый кристалл -
увидишь лужок в деревянных крестах,
горящие избы и танки.
В холодной земле будут медленно тлеть
приклады, мундиры, железо и медь,
солдат неизвестных останки.
Мальчишка с моими глазами бежит
в саду, где раскинулось дерево - жизнь,
родное до слёз каждой веткой.
Я дрался за это в наземном бою,
а в небе сражались за душу мою
два лётчика - тёмный и светлый...
Наверное, в небе давно решено,
что нам не наполнить войны решето,
что незачем ждать перемены.
Уснули бойцы, а над ними - провал:
под чёрной повязкой - незрячий овал,
пустая глазница Вселенной...
Ирина РЕМИЗОВА, Кишинев (Молдова)
Размещено на
Пуговичный дом
В башне из-под польской карамели
(не бывает зданий обжитей),
местопребывание имели
пуговицы всяческих мастей,
разного колёра и калибра,
статуса, достатка, ремесла…
В старом чемоданчике из фибры
спрятана кунсткамера была.
Жизнь текла вольготно и лениво,
только иногда пускался в путь –
в ателье, по воле индпошива –
подходящий к ткани кто-нибудь,
по дорогам самострочной моды
торопясь настранствоваться всласть,
чтобы возвратиться через годы
или оторваться и пропасть.
И, когда грустилось и хворалось,
а порой и вовсе просто так,
чемодана челюсть поднималась,
открывая сущий кавардак:
там, на дне, в коробочке с картушем,
полонил неведомый кащей
круглые разрозненные души
отошедших в прошлое вещей.
Виделось, как будто бы в гостиной
собирались поиграть в лото
бабушкина юбка из поплина,
молодое мамино пальто,
кто-то незнакомый в коверкоте,
платье с отложным воротником,
папина рубашка, кофта тёти
и пуловер, вязанный крючком.
И казалось: ничего дороже
в целом свете не было и нет
чемоданчика с бумажной кожей
и цветной жестянки без конфет:
там дышало весело и мудро
в дырочки, четыре или две,
время из стекла и перламутра,
с местом состоящее в родстве.
Николай ГОРБАЧЕВ, Ярославль (Россия)
Разместил
Оловянная чума
Не оловянная чума грозит картонной балерине,
Трещит огонь в её камине, ссыпая пепел в закрома.
Она утрачивает вес и замирает в пируэте -
А в окна смотрят злые дети, и плачет в табакерке бес.
И в дом от зеркала реки, в которой лето отражалось,
Крадутся память, ночь и жалость, и проникают сквозняки.
Мне оловянная чума кусает петли на мундире -
В большой нетопленой квартире, в утробе мертвого сома.
Разместил
Пергамен
Замани меня, Пергамен,
В бедный старый город Гаммельн.
Где играет Крысолов,
Где не очень много слов.
Слишком дороги слова,
Но растёт в полях трава.
Где растительный орнамент.
Где Пергамен – не пергамент.
Там, где каждая строка
Знает – ждут её века.
Где уставшим Маргиналом,
Стал бы я доволен малым,
Расписавшись в тех полях,
Ждал и ждал бы, что на днях...
Старый выцветший Пергамен!
Ты изрядно полигамен...
Сколько раз ты слышал: "Ах!"
Воск и слёзы на листах,
Как две капли горячи, –
Слёзы тающей свечи.
Сбитый с ритма сердца стук,
И немая ласка рук.
И держали у груди,
В ночь шепча: "Не уходи"
И к живой, слова итожа,
Нежно льнула книги кожа...
Нерешённые загадки.
Позабытые закладки.
...И дождался – на потом
Алым срезанным цветком
Заложили, где трава
Долго прятала слова:
– Совершилось. Наяву
Завершаю я главу...
Новый лист распят на пяльцах.
Боже! Только холод в пальцах.
*
Маргиналы (маргиналии) - надписи на полях старинных книг, не имеющие отношения к основному тексту, часто - спрятанные в традиционном растительном орнаменте.
"Закончил главу. Боже, как замёрзли пальцы" - подлинная надпись.
Анастасия Лиене ПРИЕДНИЕЦЕ, Саулкрасты (Латвия)
Разместил
Филин
Дайнис Озолиньш — эдакий Адонис
латвийского розлива: статен и мускулист.
И синеглаз-то Дайнис, и белобрыс.
Фамилия Дайниса означает «дубок»,
однако Дайнис — весьма приличный юрист,
разум, как сельский колодец: холоден и глубок.
Один таракан у Дайниса. Как огня
боится Дайнис простого словечка «я».
«Да? И что тут такого?» — спросят меня. А вот же:
кто-то скажет: «ну, я пошёл» — этот скажет: «пора идти».
Кто-то скажет: «я должен» — а этот сказанёт: «человек должен».
И глядит, как филин с еловой лапы: вот-вот нападёт, скогтит!
Половина его друзей заявила самоотвод,
а Ирена Динвалде, понимаете, с ним живёт.
У Ирены прадед был немецкий барон,
но с её рыжей стрижкой забавляются семь ветров,
а глаза у неё — как летний Рижский залив!
А безличности ей, конечно, не завезли.
«Я люблю тебя, Дайнис!» —
«Ирена, ты опять о себе!
Ты о чём-то другом говорить способна? Хотя бы час!
«Я» да «я», словно ты — пуп земли или центр небес!
И вообще: о чувствах надо молчать!»
Ирена кричит: «Я прибью тебя, идиот!»
А на самом деле
боится, что он без неё умрёт.
Представляется ей: вот прогонит его взашей —
а он рухнет оземь да филином обернётся
и, свирепо-беспомощно щурясь от майского солнца,
улетит из города в лес — учиться ловить мышей,
промахнётся, сломает крылья — и будет съеден
кем-нибудь из хищных соседей.
Страница Анастасии Лиене Приедниеце в Сети
Оргкомитет благодарит всех финалистов конкурса, которые сочтут возможным прислать в наш адрес аудиофайлы с авторским чтением стихотворений, участвовавших в Чемпионате.
