Об авторе. 37 лет. Живет в Великом Новгороде (Россия).

Улисс на Севере.

Нечаянно осень пришла, когда
заметил, что моросит
вторые сутки, черней вода
в озерах, в жилье сквозит.
Просторно. Липнет наволгший лист
берёзы на воротник.
Такое чувство, что я – Улисс,
пока не сумевший ни к
тебе возвратиться, ни все забыть.
Поэтому знай, что тот,
кто будет пытаться тебя любить,
когда я вернусь, умрет!

Тут все подались на юга, кто мог.
Остались прибрежный лес,
гнилые мостки и столетний мох,
дом и его жилец.
Так пусто, что пой, голоси, молись –
вряд ли услышат, но
ты слышишь меня. Если я Улисс,
то я не пошел на дно,
портки не пропил и не продал честь.
Поэтому знай, что тот,
кто будет твердить, будто я исчез,
когда я вернусь, умрет.

Ночами тоскливо кричит во мгле
какая–то птица. Я
хотел бы заснуть на твоей земле.
Пускай не в плаще царя,
не в лаврах певца, не в бинтах бойца.
Пусть в соли горчайших вод
разлуки. И чтоб не поднять лица,
уткнутого в твой живот.
И я, сохранивший себя с трудом,
и Стикс перешедший вброд,
скажу:
- Кто без спроса войдет в наш дом,
когда я вернусь, умрет.

Не твоя Итака

Ты предпочел бы остров,
сына, жену и головы женихов,
возвращенное царство, астры
в саду и вино твоё из твоих мехов.
Ты предпочел бы скуке
быта, рутине: гоненье богов, войну,
влюбленных богинь, их склоки,
бегство, возможность трижды пойти ко дну
и возвращенье. Это
сказки. На деле ты попадаешь не
в эпос и на перо поэта,
а в анекдот «возвращается муж». И в твоём окне
чужая небритая тень и
профиль жены. - Ворваться!? Убить?! Но ты
задыхаешься, вязнешь в тине
бессилия, сгустков бешенства, темноты.
Мечешься, натыкаясь
всюду на след измены, вливая, как
анальгетик, любую гадость,
грызя папироску, еле держа в руках
то, чем ты был. И ближе
к утру доползешь до вокзала. И весь, каким
и должен быть – постаревшим,
оставишь сожженный остров, молясь благим
матом богам плацкарта,
пепел дворца, как перхоть, стряхнув с плеча,
«Не твоя, не твоя Итака»
изредка бормоча.

Проклятье Улисса.

Теперь ты тоже два раза входивший в то же
самое море, в котором тонул Улисс.
Тебе важнее не имя, но соль на коже,
ты помнишь голос, не сохраняешь лиц.

Теперь, просыпаясь утром, ты слышишь то, чем
грезил во сне: крик чаек, прилив, прибой.
Ты знаешь, дно – это то, что сейчас мы топчем,
дно моря, однажды пришедшего за тобой.

И где б ты ни жил, ты всюду на побережье.
Взгляд синевы – не знающий, что вблизи –
в фокус людей и вещи берет все реже.

Где бы ты ни был: в столице, садясь в такси,
в поселке, не сохнущем в жиже дождей осенних,
за столиком под платаном, - твой взгляд, сперва
короткий, вдруг удлиняется. Собеседник
теряется в дымке. Далее синева

и соль одиночества с запахом литорали.
Проклятье Улисса, который глядит на Понт –
стремленье найти чего-то, что не теряли.
Проклятье Улисса – стремленье за горизонт.