Живет в Вангажи (Латвия). Визитная карточка участника. Отборочный тур "Кубка Мира - 2013".
На закате
Отмените, пожалуйста, ширмы и шторы -
я хочу поглядеть на закат над рекой.
Это раненый день забирают на «скорой»
в поднебесный приёмный покой.
Отнимите, пожалуйста, страх за любимых.
Как могу я спокойно ходить и дышать,
если знаю, что жизнь эфемернее дыма,
хрупче грифеля карандаша?
От минуты к минуте, в надир из зенита
я иду - под босыми ногами стерня.
Обманите меня. Нет, не то: обнимите.
Нет, не то: отмолите меня.
Прежние места
Стареет сад – спокойно, незлобиво,
Весь в затрапезе сныти и крапивы,
И кажется, что яблоки стучат
Печальнее, чем тридцать лет назад.
В нём спят... нет: медитируют деревья.
Под августовским солнцем спины грея.
Уходит мир – мой личный, персональный:
В фантомную реальность, царство навье,
А время драгоценные места
Стирает, как полутона с холста.
Дуб спилен, пруд зарос, а дом заброшен.
Зачем пришла сюда жалеть о прошлом?
Хотя опять дожди грибные льются,
Пестреет от пионов и настурций,
Сады не устают плодоносить,
И август увядающе красив,
Мне кажется, что всё за грань стремится,
Везде печаль, и я – её частица.
Старые фотографии
Город был. Его больше нет.
Он у вечности за бортом.
Сохраняет фантомный след
обветшалый сухой картон.
Вот вокзал, он давно снесён.
Вот собора блестящий шлем.
На рекламе: «Торговый домъ...»
прославляют «халву Эйнемъ».
На бульваре аллеи лип.
(Липы есть, но уже не те).
У столба утончён изгиб –
Не фонарь, а почти тотем.
Ни футболок, ни джинсов нет:
Сюртуки, котелки, тюрнюр.
Сильно выжелтевший портрет:
Все серьёзные чересчур.
Юной бабушки ясен взгляд,
Очертания щёк нежны.
Девятьсот тринадцатый, март.
И рукой подать до войны...
