В этой заметочке я хотел бы продемонстрировать своё прочтение стихотворения «Гербариум теней...» Нади Делаланд. Своё и только...

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ: РАСКУКЛИВАНИЕ

(об одном стихотворении Нади Делаланд)

Музыку я разъял, как труп...

А.С. Пушкин

Мы – гусеницы ангелов; и сладко

Вгрызаться с краю в нежный лист.

В.В. Набоков

В этой заметочке я хотел бы продемонстрировать своё прочтение стихотворения «Гербариум теней...» Нади Делаланд. Своё и только.

Для начала напомню текст.

НАДЯ ДЕЛАЛАНД

* * *

Гербариум теней, библиотека лены

и имени её, сухие мотыльки

под лестницей летят, блестя попеременно,

то мёртвой головой, то крылышком руки.

Так снятся этажи сознания – и гулко

и мраморно в костях под куполом, и я

спускаюсь, шебурша шелками, в переулки

хранилищ мотыльков и их нежибытья.

Вперёд, ещё абзац пройди такой же полный

пробел и выходи всей бабочкой в окно,

в озоновую глубь, где можно и не помнить,

откуда, и куда, и кто. Куда и кто.

*

У кого как, а у меня это произведение вызывает целую цепочку ассоциаций: и Мандельштам (скажем, «стеклянный лес вокзала»), и всегда лежащее в моей голове на соседней с Мандельштамом полочке цветаевское «с подкрадываниями, забарматываниями», и Набоков с его страстью к бабочкам (к примеру, «сам треугольный, двукрылый, безногий») и т.д. Это радует. Как часто замечают, поэзия, она между строк, и, по моей версии, ассоциации, возникающие при чтении текста, как раз и есть содержимое междустрочий. Они не заменяют собой текст, а дополняют, расширяют, придают ему ещё одно измерение. Особая прелесть в том, что у разных людей одни и те же строки могут вызвать разный ассоциативный ряд. С одной стороны – это создаёт вероятность напороться на незнание контекста, диаметрально противоположный ассоциативный ряд или просто непонимание самого метода; с другой стороны – развязывает руки, обогащает инструментарий. Каждый автор выбирает для себя, что ему важнее, удобнее, интереснее.

Надя этим приёмом пользуется с успехом. Попробуем проследить.

«Гербариум теней» вдруг оборачивается библиотекой, а следом и энтомологической коллекцией. У «сухих мотыльков» откуда-то появляются «крылышки руки». Комната или квартира (в общем, небольшое помещение) вдруг разрастается этажами, вспучивается куполом так, что лирической героине приходится спускаться по лестнице (под которой, возможно, и блестели «сухие мотыльки») в хранилище «нежибытья» мотыльков. А впереди ещё одно помещение, столь же наполненное то ли энтомологией, то ли книжными корешками, и единственным пробелом в этой наполненности является окно, в которое только и можно выйти, ибо всё пространство вокруг представляет собой картину Эшера, оптическую иллюзию, лестницу Мёбиуса, попав на которую, уже не сойдёшь, ведь у неё только одна сторона, и ты обречён вечно возвращаться в одно и то же место. И лишь выйдя в окно, можно наконец-то забыть весь этот невероятный, чудесный и страшный мир, который держал тебя на кончике булавки и заставлял помнить, что ты всего лишь бабочка, хрупкое и невесомое создание. А ведь об этом иногда так хочется не помнить.

Теперь чуть подробнее и въедливее.

«Гербариум теней» – некое сочетание гербария и элизиума, т.е. тема «нежибытья» задаётся с самого начала.

«библиотека лены» – почему с маленькой буквы? Единственное объяснение, которое я нахожу, – это попытка передать беглость речи, когда звучит голос, торопящийся высказать то, что вот сейчас, а потом – исчезнет, поэтому надо вот прямо сейчас, быстрее, быстрее, пока никуда не убежало, не исчезло, заговариваясь, повторяясь, порой рифмуя вкривь и вкось, порой выстраивая невероятные инверсивные конструкции, но не замечая и продолжая торопиться, торопиться, торопиться... И вообще, это похоже на авторский приём: заглавные буквы появляются только после точки. По крайней мере, во всех остальных стихотворениях подборки, о которых я здесь не буду говорить, этот приём повторяется.

«крылышком руки» – внезапно абсурдная конструкция, но фокус в том, что такой излом логики вещей задаёт дальнейшее искажение перспективы, переход от реального к воображаемому.

«и гулко // и мраморно в костях под куполом» – вспоминается набоковское «я где-то за городом, в поле, // и звёзды гулом неземным // плывут, и сердце вздулось к ним, // как тёмный купол гулкой боли», но это, мне кажется, ложная тропинка и речь идёт всего лишь об архитектуре.

«нежибытья» – неживого бытия, как можно, наверное, расшифровать в первом приближении. Удовольствие найти более точную расшифровку и глубинные смыслы оставлю, пожалуй, читателям.

«пробел» – мне видится, что пробел после абзаца и есть то самое окно, в которое предлагается выйти, ведь после абзаца, столь же полного нежибитием, как и предыдущий, и предпредыщущий и т.д., и в самом деле служит глотком свежего, послегрозового, наполненного озоном воздуха, глотком жизни, бытия.

В итоге получается, что стихотворение рисует нам картину спуска в мир мёртвых и выход обратно в мир живых. Это в одном разрезе. А в другом?

Обратив внимание на первую и последнюю строчки, можно увидеть библиотеку (место хранения знаний, место ответов на вопросы) и выход из неё в пространство, где вопросы теряют свою значимость и вес, в пространство блаженного неведения. Двойственность подчёркивает и выход из пусть и большого («и гулко <...> под куполом»), но закрытого («библиотека») пространства в открытое («озоновая глубь» – кстати, глубь, а не высь, тоже интересный момент).

В любом случае, мы видим переход из одного состояния в другое: из состояния куколки – в состояние бабочки. И опять Набоков: «мы гусеницы ангелов». Впрочем, столь часто поминаемые мной строки Набокова – это, скорее всего, мои личные ассоциации, не заложенные Надей. Вот. С учётом того, что я показал всего лишь своё собственное прочтение, свою интерпретацию, а вариантов прочтения и интерпретации может быть гораздо больше, это стихотворение являет нам образец ещё одного определения поэзии: словам тесно, а мыслям просторно.

И.К.