Администрация портала Stihi.lv назвала именные конкурсные произведения (и подборки), претендующие на Приз симпатий портала в номинации "Неконкурсные стихи". Приз будет вручен авторам ряда произведений (и подборок), не вошедших в ТОП-32 Международного литературного конкурса "6-й открытый Чемпионат Балтии по русской поэзии - 2017".
Дорогие друзья!
Объявление анонимных конкурсных произведений (и подборок), претендующих на Приз симпатий портала в номинации "Неконкурсные стихи", состоится немного позднее...
Оглашение обладателей Приза состоится 6 июня 2017 года.
Светлана ПЕШКОВА, Липецк (Россия)
Мой человек
Однажды всё пошло не так: с петель слетела дверца,
Сломался стул, сгорел утюг, закапала вода.
Но вдруг случайный человек зашёл в мой дом погреться,
Сказал – на чай, сказал – на час. Остался навсегда.
Он знал секреты всех вещей и ладил с ними просто,
А вещи слушались его, как доброго врача.
Он жил легко – не упрекал, не задавал вопросов,
Читал стихи по вечерам. И сказки – по ночам.
А там всегда: принцесса, принц, загадочная встреча,
Она – в темнице, он – герой, спасал её в беде.
Сначала – бой, а после – бал. И пир горой, конечно.
И смерть не помнила сто лет, в какой являться день.
...Мой человек спасал меня от грусти и от скуки,
Резные ставни мастерил, сажал в саду жасмин.
Он взял собаку, дом, меня в свои большие руки,
Чтоб нас избавить от невзгод, пока мы рядом с ним.
Однажды всё пошло не так: завыла наша псина,
Часы затихли, замер дом и выдохнул: беда!
Мой человек сказал:
- Пойду...
- Надолго? - я спросила.
И мне на ухо тишина шепнула: навсегда...
Марина ЧИРКОВА, Мытищи (Россия)
Неровное
человек человеку — почерк, две горсти букв,
мятный зелен лист письмеца и красная в нём строка.
азиатский шёлк подмышек, иероглиф губ,
гладкий воск обмана, клинопись-не-вникай.
человек другому — имя на запах, след
языка по нежным ямкам, меж пальцев рук:
белый волк по брюхо в снег заметён, слеп,
и позёмка стирает тропы... в полях, вокруг...
человек человеку азбука, ноты, счёт,
голый провод, палёная шерсть, потом-поймёшь-ерунда;
чёрный лось заходит в реку, небо пьёт,
поднимает голову... капает розовая вода...
человек между прочих — прочерк, пустой пробел.
не прошепчешь другим, что боялся вслух для неё.
белый волк темно оборачивается к тебе.
чёрный лось забредает в облако и плывёт.
Юлия МИХАЙЛОВА, Москва (Россия)
Тишайший день
В огромном мире для меня, невечной,
Есть тихий кайф в сезон больших простуд:
Сидеть, молчать, смотреть на пустоту
Через глаза имбирных человечков.
Кипящий чайник так по-бабьи охнул,
Пузатую отбрасывая тень.
А солнце намечает новый день,
Лучом гуляя по закрытым окнам.
День - мысленно лететь в горах Кавказа
Бездумным отогревшимся вьюрком.
Быть никому, никем. И ни о ком
Не вспоминать, чирикая, ни разу.
Один лишь день щека и лоб усталый
В домашних зеркалах отражены.
И каждый звук - предатель тишины,
Хотя бы ложка чайная упала.
Соседи
Однажды мир до лестничной площадки
Сожмётся, и, незнамо чем больна,
Я стану день-деньской на стуле шатком
Заучивать соседей имена.
Я выучу их шорохи и тени,
Я предскажу движенья наперёд,
Вышагивая мысленно за теми,
Кто со двора уйдёт за поворот.
Уже на небесах наполовину,
Я с ночи стану думать лишь о том,
Чтоб незнакомцев маленькие спины
Перекрестить за пасмурным окном.
И вдруг пойму, съезжая по перилам
Соседу восьмилетнему вослед,
Что бабочкой седою воспарила,
Как не бывало много-много лет.
Марго ВОЛКОВА, Минск (Беларусь)
Вокзальное
Поезда породы электричка учатся носить добычу к дому.
Не родня им жалкие трамваи! К городу пристёгнуты на сворки.
У вокзала скверная привычка – до утра впадать в ночную кому.
Семафоры душу изливают: дескать, мы, как звёзды, дальнозорки.
А вокзал берёт меня в кавычки, будто я пришла сюда впервые.
В недрах нервно спящего буфета мечутся флюиды бутербродов...
Мне в ларьке на сдачу дали спички, и они в кармане как живые.
Я их изломаю до рассвета – горсть пиротехнических уродов.
Несколько вокзальных манекенов (вместо глаз пластмассовые веки)
Душат кресла твёрдыми боками. Спят; неловко вывернули шеи.
У вокзала каждый первый – пленный. Мне вокзал и лекарь, и аптекарь:
Убежишь от мыслей не ногами. И не торопись, а то успеешь.
Краем света не закроешь бреши, этот край искать - пустое дело.
Вот опять красавец пассажирский мчится, мчится к чёрту на кулички,
Унося больных и сумасшедших, что глядят в себя остекленело...
Вслед гудят им горестно и низко поезда породы электричка.
Евгения Джен БАРАНОВА, Москва (Россия)
Виноград
вот мы стоим на каменном мосту
солёной виноградиной во рту
куда ни глядь чернильная водица
на волосах краситель а в ногах
мешается мускатное и страх
и некому с дежурства возвратиться
здесь столько места столько ерунды
мы можем заговаривать цветы
касаться тела обнимать заборчик
язык прохладен разум пустоват
и кажется приносит виноград
спокойный древнегреческий уборщик
здесь можно бывших жен упоминать
считать веснушки кожу омывать
и можно над водой играть в гляделки
а если кто-то в воду упадёт
то ничего то смерть его найдёт
она идет она уже несёт
домашнее печенье на тарелке
* * *
Пойти б куда-нибудь, продрогнуть!
Купить сардины, сделать борщ.
И рассказать бестелым окнам,
что ты (не ты) и ждёшь (не ждёшь).
Не разговариваешь с фото,
не заслоняешь при ходьбе.
Деревья в ледяных колготках
не удивляются тебе.
Зима отмыла, отбелила,
умучила, приберегла.
Держи, мол, уголёчек стылый,
пустынны дни-динь-дон-дела.
Дрожат под панцирем колени.
Где солнце пёк – сугроб стоит.
Пустынны дни, прозрачны тени,
и тишина в тебе болит.
Тридцать
Разве страшно? Нет, не страшно.
Уплывают дни-мальки.
Вон плывет фрегат бумажный
по окраинам реки.
Белой накипью окутан,
рыжий шлёпанец плывёт.
Заживёт во мне минута,
до секунды заживёт.
Всё – теченье, всё – обмолвка,
Всё – ведомая рука.
Облаков седая горка,
пустырей окорока.
Спи, клянись многоэтажно,
проклинай, на чём стоишь.
– Мне не страшно, мне не страшно.
– Что тут страшного, малыш.
Светлана СОЛДАТОВА, Москва (Россия)
Время вышло
(1)
а заплачу ли, узрев тебя во гробе?
упаду ли, как вон тот охранник с вышки?
что-то с голосом.
и колет между ребер.
просыпайся, чужеземец, время вышло.
видишь, вечный флот восходит над столицей
и столицу накрывает белой лавой.
и под пеплом проступают чьи-то лица,
а идущие на смерть кричат: "во славу!"
се грядет герой. помолимся о чуде,
чтоб копье в твоей груди пронзило змея.
что горит? какая разница, забудем.
только я-то не забуду. не посмею.
мерным шагом по мосту идут солдаты.
умирает все, что было с нами прежде.
поднимайся, чужеземец в белых латах,
выходи навстречу смерти и надежде.
мертвый ветер гладит выцветшее знамя.
ты стоишь и молча смотришь - дальше, выше.
и война смеется, следуя за нами,
и пылает твой костер.
и ждет. и дышит.
(2)
в день, никому не нужный, в ничьем году
в списке расстрелянных я тебя не найду,
верная, верная, верная тень моя,
как бы в единое целое нас спаять,
золото, пламя и белая соль-вода.
возвращайся
нет
ни
ког
да
время отчаливать звездному кораблю.
я не люблю тебя. родину. я. люблю.
раненым с бледных лбов вытираю пот.
видишь, любовь моя, как река, течет,
вечная, бесконечная, ни к кому.
не ходи не ходи
без
меня
во
тьму
змей издыхает. течет по ступеням яд.
змей что-то шепчет о тщетности бытия.
списки расстрелянных падают со стола.
я не люблю тебя, золото и зола.
трон мой высок, светел день и крепка броня.
как ну как
ты
там
без
меня
(3)
и пахнет грозой.
за окном расползается жуть,
идет громовой великан по притихшей земле.
сюда посмотри, я на карте тебе покажу -
вот пятна трущоб, вот больница, вот рынок и склеп,
вот место для драк, вот площадка для вольной борьбы,
а вот монумент - кто-то там на блестящем коне,
все вместе - столица. в столице бунтуют рабы.
пирожные кончились, хлеба по-прежнему нет.
но все завершится -
недолго веревочку вить -
и я, и ненастье, и стекол холодная дрожь.
никто не умрет от сумы, от тюрьмы и любви.
от века до века здесь город, а в городе - дождь.
возьмите меня и возьмите мои голоса,
а все, что останется, просто прибейте к столбу.
я очень хотела тебе обо всем написать -
и я б написала, но мне недостаточно букв.
храни тебя кто-то в далеком-далеком пути.
храни от сумы, холодов, дураков и оков.
а вон расступаются тучи - и птица летит.
уже высоко. высоко. высоко. Высоко.
Анатолий ЖАРИКОВ, Высокое (Украина)
* * *
Ноябрь, зевая, лист срывает.
свет слизывает с волны.
Бери шинель, иди до мая
проигранной тобой войны.
Навстречу поздняя дорога,
щадя твои больные ноги, -
сама в себе и широка,
как современная строка.
Как старый бог под белым флагом
сердец и слабых душ ловца,
иду. Исходит тень с лица.
И спирт кончается во фляге.
* * *
Уверенных двенадцать градусов
в конце апреля.
Сучки из почвы повылазили
и спины греют.
Цветки взошли голубоглазые
из перегноя.
И насекомые по-разному
нас беспокоят.
Селяне технику готовят,
серпы, орала.
Жена сняла с меня пальто и
постирала.
Прогулка с Еленой Бессоновой
Опомнишься утром
какого-то хрена, какого-то мая
и смотришь, смотришь в себя,
всматриваешься будто:
-Маска, я тебя знаю!
Живу да живу
кто его знает сколько.
Сократ говорит: «Дежавю».
Де Сад говорит: «Ломка».
Высокий у граждан вкус,
как газ над сектором Газа.
Вижу Салон Искусств,
сидя на унитазе.
Или пойти погулять
с поэтом Извековым?
Только где ж его взять,
этого человека?
Вытаптываешь слог,
с которой и Бог не был.
Смотришь на потолок
и видишь – небо.
Михаил ПУЧКОВСКИЙ, Москва (Россия)
Мой дом улетает
Мой дом улетает, а я остаюсь.
Откуда у стен перелётная грусть?
Откуда бродячая птичья тоска
У пола, у плинтусов, у потолка?
Он выбрал себе направленье на юг,
Подальше от слякоти, холода, вьюг,
Что ломятся в окна и застят глаза.
Вдогонку таким же почти, как он сам.
Домов перелётных курлыкает клин.
Пустеют Кашира, Апрелевка, Клин...
А вот для меня наступила пора
Стоять посредине пустого двора.
А после... По новой осваивать двор.
И снова мешать инструментом раствор,
И ладить привычно кирпич к кирпичу.
Когда-нибудь, может, и я улечу.
Когда-нибудь будут другие дома,
Тепло, олеандровая кутерьма...
Всё это потом. А сейчас... Ну и пусть
Мой дом улетает. А я остаюсь.
Наталия ПРИЛЕПО, Тольятти (Россия)
Корова
В памяти пятнами – розовые цветы.
В мутной воде стакана – пустые стебли.
Бабушка жалилась – лето совсем остыло,
И невесомо садилась на край постели.
В памяти – пятна коровьей тугой спины,
Трепет боков, выступающая хребтина.
В сене корова лесную искала сныть.
В старой закуте пачкалась паутиной.
Были рога у коровы остры, характер – крут.
А по ночам на погоду болели ноги.
Бабушка видела солнце в глазах ее круглых.
Солнце – не солнце, а масляное пятно.
Трубы печные под вечер дышали дымом.
В лунки копыт осыпалась сырая пыль.
Воздух был полон полыни и лебеды.
Тлели за лесом солнечные опилки.
Тронешь траву – и в ладони въедалась медь.
Бабушка край занавески неловко комкала.
Долго ждала корову и не заметила,
Как заболела пылью и сквозняком.
Путала месяцы, слушала голоса.
Замкнутый дом отзывался темно и жутко.
Я ведь совсем не умела ее спасать.
Сяду на край постели и так сижу.
Пятна сливаются в серый, теряют вес.
Бабушка вешает выцветшие занавески.
Лес ей – сегодня и завтра – такой же лес.
Розовые цветы вдоль горячих рельсов.
Иногда по ночам сквозь далекий-далекий лес
Переломанным голосом плачет моя корова.
Костяными ногами отчаянно землю месит.
Помню пятна ее, выступающую хребтину.
И во мне просыпается что-то страшное, нехорошее.
Что-то звериное.
Виктория КАЧУР, Чехов (Россия)
Три в одном
раздавились ягоды, стали кашицей...
жаль, что нынче гости метки, да редки.
знаешь, я готовлю вкусней, чем кажется -
заходи поесть из моей тарелки.
мой домишко в самой чащобе леса,
предпочти его шалашу, кусту ли.
видишь, занавеска в окне белеется?
на моём зайди покачаться стуле.
наволочки есть к четырём подушкам,
простыни чисты и не мокроваты.
мы захлопнем ставни и свет потушим -
заходи поспать на моей кровати,
улыбайся, сон разноцветный видя.
выскользнув за дверь, прикрываю створку.
если вдруг в окно углядишь медведя,
целься и пали. я припас двустволку.
Езолированное
плетёшься с работы, из банка, с рынка,
как вдруг за секунды считанные
меняется всё - попадает соринка
в мягкое, в беззащитное.
здесь нет вообще страхового случая -
пожарного ли, потопного.
давай-ка, захлопни створки получше,
чтоб впредь не случалось подобного.
пускай о беде твоей как о вине
приятели судят вчуже, ну
а ты сиди в тёмной раковине
и нянчи свою жемчужину.
Анна ГОРЕЛОВА, Нижний Новгород (Россия)
* * *
«Спи, мой хороший, спи уже»... Стонет теплоцентраль.
Город до хруста выстужен. В городе вновь февраль.
Сгорбился у обочины сонный-бессонный дом.
Пахнет бельём замоченным, гарью и молоком.
И торопя метельную зимнюю ночь к концу,
горлица колыбельную тихо поёт птенцу.
«Бáю-баю́»,– заученно... больше не вспомнить слов.
Комната вся измучена дробью глухих шагов.
Время со скрипом крутится мельничным колесом.
А за окошком улицу начисто занесло:
малость – и Богом брошенный город исчезнет с карт...
«Тише же, ну, хороший мой. Подзаплутавший март
я для тебя аукаю. Ты потерпи ещё.
Знаю, что вместе с вьюгою плачется хорошо».
И хоть ничуть не верится даже в рассвет самой,
шепчет голубка первенцу: «Сделаются весной
ночи – совсем короткими, руки мои – теплей».
Снежный узор решёткою на ледяном стекле.
Ей бы из дома выбежать, птицей сорваться вдаль!..
«Спи, мой хороший, спи уже. Завтра пока февраль».
Елена УВАРОВА, Алматы (Казахстан)
Городок
Начинается жизнь городская
у вокзальных скрипучих ворот,
между давкой и лавкой Исая,
где есть всё: от китайского чая
до балтийского пива и шпрот.
За вокзалом петляют дороги.
Облака с голубой сединой.
Ковыляет старик одинокий,
направляя дрожащие ноги
к колокольне с облезлой стеной.
Двухэтажки стоят, как солдаты,
чертит небо крылом самолёт.
Пахнет дымом, лепешками, мятой.
Сонный дворник судьбою помятый,
похмелившись, о счастье поёт.
А вокруг «благодать», стынут хляби.
Приколочен простор к тишине.
Воет ветер с тоскою, по-бабьи,
пробегая морщинистой рябью
по сутулой ковыльей спине.
И ложится на знак придорожный –
пристань тювиков, галок, ворон –
на котором какой-то прохожий
белой краской вписал осторожно:
"Спит история. Вход запрещён!"
Одинокий рояль
Ты помнишь, Марта, наш старинный дом,
безмолвный, тихий, пахнущий черешней,
медовым ветровеем и дождем?!
По комнатам лениво и неспешно
бродили дни. Лесная пастораль
влетала в дом листом неосторожным.
И старенький родительский рояль,
которого прозвали мы «треножей»,
живой, ей-богу, вздрагивал и пел
под мамиными чуткими руками,
как будто сотню оперных капелл
он извлекал из чрева, и над нами
кружили звуки, словно мотыльки.
...Потом была ржавеющая осень,
отцовские тяжелые шаги,
и мамино безжизненное: «Бросил...»
Скулил в печной трубе больной январь,
накликивая новые печали.
Пылился в одиночестве рояль,
и доски рассыхались и трещали.
Ирина РЯБИНА, Вологда (Россия)
Зелёные зайцы
Горчичный (по цвету), лакричный (по вкусу) день,
Медовое солнце и взрывы стручков акаций.
Иду и пытаюсь забраться поглубже в тень,
Напрасно - прохожие тычут вдогонку пальцем:
"Смотрите, смотрите, какие смешные зайцы!"
А зайцы не слушают, им отвлекаться лень.
Зелёные зайцы беззвучно катают мяч
По тёплому полю привычно-родного ситца.
Мне с ними спокойно. Щербатый асфальт горяч,
В автобусных окнах пекутся, как пиццы, лица,
Старушки мечтают как можно скорее влиться
В поток пассажиров, спешащий в прохладу дач.
Пижамные зайцы бегут по моей спине,
Мы с ними бросаем рисованный мяч прохожим.
Я знаю, что люди не ходят в пижамах вне
Закрытых квартир, только мир так суров и сложен...
Я в нём озираюсь, как в тёмной чужой прихожей.
Быть может, зелёные зайцы помогут мне?
Падала зима
отвесно падала зима
на растопыренные сучья
деревьев и на гребни крыш,
краснело небо, словно мак,
роняло лепестки в сугробы,
и холод высочайшей пробы
по ломким вмятинам от лыж
стекал всё ближе к дому, ближ...
а ты молчишь.
играют блики
на хлипких чашечках в серванте,
в бокале с чуть горчащим кьянти.
остатки прошлого тепла
дрожат и прячутся в камине,
седеет пепел,
будто иней...
за хрупкой прочностью стекла
ночь,
завернувшись в тёмный кокон,
бросает звёзды в стёкла окон,
как крошки с барского стола.
Юлия ШОКОЛ, Николаев (Украина)
Resurrection
кто видел, кто запомнил - не трава ли -
как дождь тебя насквозь проговорил.
что от тебя в тебе же оставалось,
какой незаживающий мотив?
все потому, что музыка и рана
имеют свойство ныть по вечерам.
и если жизнь тебя не отыграла,
то вроде бы и нечего терять.
но вот молчится и болит все реже,
в земную суть врастаешь наперёд.
а дождь летит - и по живому режет.
и кровь идёт,
и жизнь в тебе идёт
Иван КЛИНОВОЙ, Красноярск (Россия)
* * *
#яумрувкрасноярске читаю на каждой стене.
Человек не скотина, но верится в это всё реже.
Люди в чёрных машинах тела наши держат вчерне,
Нашим душам забанивши выход в астрал и на стрежень.
«Не дышите!» – сказала мне женщина в строгих очках,
Шаря миноискателем где-то в районе Шираза.
«Я и так не дышу. Я своё отходил в новичках.
Мне Поздеев уже подмигнул из-под противогаза».
«Без дышать не останемся» – мантра не хуже других.
Только чёрное небо над нами всё дольше и чаще,
И уже не спасает зелёное море тайги –
Дым отечества, как ни дыши, не становится слаще.
И покуда за нас всё решается вдруг, с кондачка,
И покуда любой, кто не в чёрной машине, – дожитель,
Я по-прежнему жду, чтобы женщина в строгих очках,
Улыбнувшись, сказала заветное слово: «Дышите!»
Анна МАРКИНА, Люберцы (Россия)
* * *
Пытаешься, пытаешься распутать
в себе большую правду, но в глазах
такая вдруг проскальзывает смута,
что стыдно человеку показать,
как будто был ремонт в тебе загадан
как снег из лета, ждал его, сбылось:
явилась бестолковая бригада,
обои налепила вкривь и вкось,
но если взгляд смотрящего заточен,
он распознает, как ему ни ври,
что стены под ажурными цветочками
искривлены и полны червоточин,
а трещины расходятся внутри.
Борис ФЭРР, Санкт-Петербург (Россия)
Opus Calyptra
... audi, vide, sile
на свет лица стремятся мотыльки.
не шелохнусь, я к воздуху приколот.
запомни, дикий сад, меня таким.
тепло кропит, вытачивая холод.
где к паутине крепится роса –
там все полнее, пуще, безраздельней
забытым звуком зарастает сад.
забытым звуком. сорным. колыбельным.
я подчиняюсь слитности цветков,
чей кроткий зов и вкрадчивое пенье
душе моей доступны целиком.
чем ниже тон целительных растений,
тем неизбежней близость мотыльков.
