Стихотворения, предложенные в ТОП-10 "6-го открытого Чемпионата Балтии по русской поэзии - 2017" членом Жюри конкурса. Лучшие 10 стихотворений Чемпионата Балтии будут объявлены Оргкомитетом 6 июня 2017 года.
1 место
Пётр Матюков, Бердск (Россия)
Е. Б. Н.
он часто уходил в апартаменты
помногу не ел не пил
работал с важными документами
мял теребил
говорили что Россию бы набело
переписать
ну никогда такого не было
и вот опять
тех кто ночами пугался секвестра
успокаивали окстись
знаешь дирижируя оркестром
можно спастись
кругом свобода не то что при Сталине
хоть волком вой
знаешь президента подставили
а так он свой
но порой поговаривали в кулуарах
то там то тут
что всадники скачущие за Гайдаром
уже грядут
и тот кто в курсе готовит лыжи
чтоб под рукой
а первый всадник он будет рыжий
бледный такой
вот так оно повсеместно ехало
то взад то вспять
не пристало в комнате смеха
на рожу пенять
а потом вдруг раз как снег на голову
бросок дзюдо
и страна такая смотрит на Вову -
а это кто?
2 место
Ирина Ремизова, Кишинёв (Молдова)
Расчеловечение
1.
Иногда рабочих рук не хватает и там.
Тушу времени: шкуру, ошметки жил,
кости, мясо, внутренности – по сортам,
как положено, служащий разложил.
Кто-то давится, кто-то визжит: «Еда!»,
кто-то впрок, не жуя, набивает рот...
Что ты будешь обгладывать в день, когда
Он табличку на клетке твоей прочтёт?
2.
В человеческой клетке твоей, как везде, бедлам:
сквозь решетку заброшенный мусор, объедки – хлам,
переросший тебя самого. Ты на всех рычишь,
кто к нему приближается, злая от страха мышь –
это жизнь твоя, пепла и ветоши полведра.
Он глядит в глаза, и ты узнаёшь – пора.
3.
Надевают ошейник, и щелкает карабин.
Длинный сон поводка ненавязчив и невесом –
птичьи лапки по крыше и стук дождевых дробин
уговаривают – поработай немного псом.
Приучайся к свободе, разучивай по складам
немудрёные правила: место, барьер, ко мне,
потому что пугающее: «Аз воздам!» -
это просто ладонь на усталой твоей спине.
Скоро нитку отвяжут, и гелиевый прибой
понесёт тебя, Шарик воздушный, куда-то вспять
человеческому: любить – окружать собой...
Любить – вместо себя стать.
4.
Холоден и горяч,
не человек – трава,
лёгкий небесный мяч –
переступи-слова.
Под колокольный гуд
стражники – да не те –
бережно подведут
за руки к темноте,
и разомкнется свод,
грянет над головой –
под ноги упадёт
панцирь скудельный твой.
Вот ты дитя, потом –
просто детёныш, вот
белым бежишь мостом,
тыкаешься в живот,
падаешь и встаёшь –
ты и уже не ты –
выбравшись из мерёж,
сброшенных с высоты.
5.
Он берёт тебя за руку,
которой как будто нет,
поворачивает ладонью вверх,
дует на ранку –
и зажигает свет.
3 место
Анонимная подборка 324
Старые фотографии
1.
Лестница. Сумрак блеснул переглядом
двери двойной.
Кто эти двое, застывшие рядом
перед войной?
... женщина. письма, лежащие горкой.
прежняя жизнь.
кто-то за краем – перчатка, георгий,
шапка, кажись.
замер в окне ветерок-перезимок.
темь по углам.
Комнату делит разорванный снимок
напополам.
2.
Несколько слов конверточно.
Бархатки, вензеля.
Клёны сдают поветочно
Жёлтые кителя.
Воздух от пепла тесный.
Между стволов – зола.
Прочее – на небесный
Осень перевела.
3.
облака вдоль обители
разбрелись за края.
два лица в проявителе.
папа, мама и я.
сняты наспех, не жанрово.
ниже лиц – полоса.
молча каждому заново
закрываю глаза.
4 место
Анонимная подборка 274
Слово Икара
Каждый ушедший в море - потенциальный труп.
Солнечный луч, как поясной ремень.
Слово Дедала - трут.
Слово Икара - кремень.
Ему наплевать на запах пера жжёного.
Его первый сборник называется: "Потому".
Он обещал коснуться этого, жёлтого,
Иначе девушки не поймут.
Голос льняной, волос ржаной,
Крылья, как люди, шепчутся за спиной.
Дедал орёт на сиплом, кроет гребцов на утлом
Кораблике, где даже крысы спились.
Икар вылетает на встречу с богами утром,
Кинув на мейлинг-лист:
"Шеф, всё пропало, я очень и очень болен.
Словно дедлайны, трубы мои горят."
Мимо него как раз пролетает боинг -
Сорок моноклей в ряд.
Каждый монокль, словно манок,
Взгляд человеческий - бритва, сам человек - станок.
Левые крылья мигают зрачками алыми,
На правых огни - зеленее кошачьей зелени.
У капитана лучшее в мире алиби -
Он в это время падал над Средиземным.
Вираж Икара - вымерен по лекалам,
Завершён элегантным уходом в гибель,
А самолёт, сбитый рукой Икаровой,
Всего лишь не долетел в Египет.
Лампы под потолком, родственники битком -
Ждут чёрного ящика с радиомаяком,
С матерным, неизысканным языком.
5 место
Сергей Черсков, Донской (Россия)
Шалава
Её шалавой всякие зовут.
Когда-то у меня с ней был замут –
С приятной шустрой бабой чуть за тридцать.
Я был тогда отчаянный сопляк,
Ни фразы не умел сказать без «бля»...
Мне и сейчас так легче говорится.
И что она тогда во мне нашла,
Я был не человек – сплошной кошмар...
Нашла ведь что-то в круглом идиоте.
А я понятно что – играй гормон!
Шутил дружбан – теперь далече он:
«Оставьте, сэр! Не приставайте к тёте!»
Зайти к ней что ли... Спросит: «Всё орёшь?
О чём? Любви и смерти? Ох, Серёж,
Нет правды ни в ногах, ни между ними –
Садись. Покушай и скажи-ка мне:
Ещё не заволокался в говне?» –
И жарко, словно в первый раз, – обнимет.
А я теперь не тот, что раньше был,
А я уже грамм триста зашибил
И думаю, что знаю всё на свете.
От этого забытого «Серёж»
Захочется свернуться, словно ёж,
Не помнить руки ласковые эти.
Но не забыто счастье пацана,
Когда она всё делала сама,
А я крутой мужик - ходил павлином.
«Мои семнадцать лет»... вот вы опять,
Но я другой от головы до пят,
И глупо врать, что жизнь не опалила.
...Я не зайду. Пора домой к жене.
Зачем болтать? Того Серёжи нет.
Уже не трудно промолчать о главном:
Что если и живёт добро во мне,
Осадком тихо булькая на дне,
То в этом виновата ты, шалава.
6 - 10 места
Рычкова-Закаблуковская, Иркутск (Россия)
Мук
Verа
Время настанет – Бог выпустит чашку твою из рук.
А пока ты маленький мук.
Ты лежишь – ни свет, ни звук
не затрагивают сознания.
Занавеска, стена, паук
выплетает сеть. Нет названия
у болезни. Белеет
над тобою мать твоя Пелагея:
- Ветка-веточка-черенок,
Соломинка-тросточка-лепесток.
Встань, проснись, пробудись скорее.
Гул по дому – шумят дядья,
Ро́дной матушки братовья:
- Дай-ка мы её, сестрица, за ножки..
Да головой об порожек.
Всё одно – не жиличка!
Чу, в оконце долбится птичка,
Половицу щупает лучик.
Мать отвечает:
- Не дам! Ей лучше!
А ты лежишь, чернея ртом.
Но Бог с божницы говорит: потом.
На всякий случай.
С ним не поспоришь.
Бог есть Бог.
К скамье у дома
Выходит мать, не чуя ног.
Слово её олово
В землю стекает разгорячённое.
Рядом, как птица, садится
женщина чёрная:
- Не спрошу ни питья, ни еды.
Допусти до своей беды,
Не пожалеешь.
В дом завела и не стала стеречь.
За занавеской странная речь –
Шёпот не шёпот, клёкот не клёкот.
Не разберёшь. Матушка щепоть
Робко подносит ко лбу.
Тянется время долгое, смутное.
Словно в дыму
лики сменяют личины.
«Печь моя печка – дома сердечко!
Забери печаль мою кручину,
завей в колечко.
Во имя Отца и Сына...»
Солнце скатилось за бугорок.
Переплывая высокий порог,
Странница тихо выводит слова:
- Жить будет долго.
Семьдесят два.
Вспомнишь ли после? Испуг на испуг.
Тёплые волны у ног, у рук...
Лодка качнулась от белой сосны.
Блик на иконе.
Личико светлое. Капля росы
У розовеющих губ.
Светом закатным красится сруб.
Мчат твои кони.
Геннадий Акимов, Курск (Россия)
Имя. Романс с червоточинкой
Я имя позабыл и место не запомнил,
там хрупкая трава, тарковская вода,
и кашель, и романс притих, недоисполнен,
подсолнухи, перрон, глухая слобода.
Электропоезд пьян, страна слегка устала,
раздумья тяготят, коль совесть нечиста,
в вагончик с двух сторон внедряются каталы,
а дальше лязг колес и рельсы вдоль моста,
а дальше ни страны, ни денег. Поезд прибыл.
На ужин — протокол и вялая ботва.
Проматывая вдрызг неправедную прибыль,
гуляет по ларькам отвязная братва.
В какую из эпох случилось это лето,
кто ставил в паспорт штамп, куда пропал билет?
Козырный туз побил и выбросил валета,
в уплату отобрав цветущих двадцать лет.
И нужно ль протирать слезящиеся линзы
/там резкий свет в глаза, там окрик, будто плеть/,
чтоб вспомнить имя той, проигранной, отчизны,
где не было дано ни жить, ни умереть?
Полина Орынянская, Балашиха (Россия)
Степное скуластое
Я приеду к тебе, прилечу, приду.
Ты поймал меня на улан-уду,
на простор монгольской своей степи,
где закат кровавой тоской кипит,
где небесный купол, космат и бел,
вспоминает песни сигнальных стрел
и бессмертник, вечный седой бурьян,
помнит привкус крови из чёрных ран.
Там у времени жёлт узкоглазый лик,
там и пёс бродячий скуласт и дик,
и не солнце светит – двенадцать лун.
В полнолунье встретится чёрный гунн –
поминай, как звали, ищи-свищи...
Будто камень, пущенный из пращи,
по долине мчится мохнатый конь,
и раскосы лица с иных икон.
Понесётся пылью таёжный тракт,
и увижу, услышу, почую, как
Селенга в тумане течёт-скользит,
и во мне прищурится чингизид...
Я приеду к тебе в это чёрт-те где,
чтобы ночью в небо не спать глядеть
и найти наконец-то свою звезду.
Ты поймал меня на улан-уду...
Елена Наильевна, Самара (Россия)
Он был роднёй моей родни
он был роднёй моей родни
мы оставались с ним одни
и он шептал мне: Лика
пойдём за земляникой
и шла, не чувствуя вины
глаза-то были влюблены
и цвета апатита
ну как же не пойти-то
и на пригорке, позабыв
что шли по ягоды-грибы
да ясно, что предлог же
устраивали ложе
он был так нежен мне, так люб
мы наслаждались болью губ
и дерзостью, и силой
которая сносила
я улетала в облака
от позвонка до позвонка
пронизанная током
пропитанная соком
пастушья сумка и полынь
давай, со щёк румянец схлынь
душа, сожмись в комочек
и застегнись замочек
с помятых пастбищ шли стада
он провожал меня когда
оглядывались тётки
сын агронома всё-тки
Александр Ланин, Франкфурт-на Майне (Германия)
Модель
Господь не понимает, куда мы делись,
Ищет по всем углам, тычет под шкаф платяной щёткой...
Если долго смотреть в глаза модели -
Мир становится чётким.
Собственно, он всегда был простым и ясным,
Но с каждым шагом кажется напряжённей.
Прекрасное следует называть прекрасным,
Даже если оно чужое.
А у модели по зеркалу трещина, как слеза,
Одно лицо в прикроватной тумбочке, остальные - в комоде.
Ей надо отводить глаза, подводить глаза,
Носить тело, которое в данный момент в моде.
Господь вспоминает, где он ещё не искал,
Снимает трубку, нервно в неё молчит...
Вокруг модели миром правит тоска -
Кривые ноги женщин, кривые руки мужчин.
У модели сильные кисти, чтобы хлопать дверьми,
Жёсткие губы, чтобы ломать слова.
Красота ежеминутно спасает мир,
Даже если оказывается неправа.
Охранник не спит. Телефонный звонок прерывает его не-сон.
"Никто не стучался, господи", - ответствует Уриэль.
Под ногами модели струится подиум, шаг её невесом.
Если господь найдёт нас, то только благодаря ей.
Сделать это можно:
- путем перечисления средств
на карту VISA Сбербанка РФ
номер карты: 4276 3801 8778 3381
на имя: ГУНЬКОВСКИЙ АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ
Узнать подробнее можно - здесь
