Авгур

                         Что светило всемогущее
                         Слева путь свернуло свой направо, предвещает то
                         Ясно государству Римскому величие
                                                              Акций. "Брут"

То, что справа летит, поражает сиятельный глаз,
То, что слева подкатит, в тенистом подбровии вязнет,
То ли птица, то ль белка, то ль чей-то намек, перифраз,
Пара фирменных фраз, лишь достало бы богобоязни.
Между Тулой и Тверью горит грозовое пятно,
Рыбы-звери издревле обходят его стороною,
Я стою над обрывом, в руке моей веретено,
Нити рока стянув, выплетаю панно кружевное.
Я - авгур, мне неведомы робость, сомненья и страх,
Не прельщают меня похвалы и награды пустые,
Над палаткой моей, высоко в Воробьевых горах,
Только звёзды дождят и кометы шумят холостые.
Для властителей местных мои предсказания - дым,
Позабыты проклятья, на головы павшие римлян,
Новый Рим возвели и кольцом окружили стальным,
И опять он горит, камнепадом растерзан и вздыблен.
Как и сколько ни слал я предвестья худого конца,
Те, что ясно мне виделись в молниях, с юга летящих,
И в полетах Волчиц, утопивших в Оке жеребца -
Не услышан, взираю на город, в руинах лежащий.
Там, где лава клокочет фонтанами бурной реки,
Пальцы стрел стенобитных раскинул пылающий жернов,
Факел пляшущих искр - арабеск освященной строки -
Он над городом вашим царит, неизменно прожорлив.
Лики вражьи темны, лишь сверкают жестоко глаза,
Не прельстила их роскошь, при свете представшая гнилью.
Всё в огонь, до корней! К очищенью зовут небеса,
Ханский конюх увяз, до колена покрывшийся пылью.
Чёрный прах разнося, угрожают разгулом ветра,
Словно мстя за бессилье и фальшь образов безымянных,
И сквозь тени и мрак, будто блеск Арамеи костра,
Догорает кармин в этих вольных очах басурманных.

Пастернак и Съезд

Искусству служа, всех мастей и окрасов поэты
Завидуют славе собратьев келейней и строже,
Чем жёнам чужим, чем пайкам и отмене запретов,
Собразно заслугам, а что до не вышедших рожей,
Таким - проработка, донос и с презеньем: "попутчик",
Ещё повезло, что в строю, а не в пыль истолчённый,
Дробишь себе глыбы словес на ничтожные кучки,
Иль строишь соцлита барак как простой заключённый.
Да здравствует съезд пролетарской, свободной богемы!
Всем розданы роли - от львов до домашних песчанок,
Ещё не изжиты вполне символизма тотемы,
И где-то в музеях пылятся остовы тачанок,
Но новые песни придумала жизнь, и Поэту
Учиться пришлось: чтоб таким "пережиткам" за партой
Строчить восхитительный бред в заводские газеты
Про строек размах, по стране пусть поездят плацкартой.
Поэт ошарашен котлом пятилеток кипящим,
Но пишет не то, а своё, между строк, по наитию,
Чрез годы откроет он мысли о том, настоящем,
Немногим надёжным соседям по "общежитию"...
Поэт высочайшим решеньем в Президиум призван,
Уже не святоша, а русской словесности светоч,
Ещё бы сработаться с как его... соцреализмом,
И можно напутствовать массы в речах и советах,
Тут группа рабочих, стремясь передать эстафету
(Перо словно штык, но и с молотом сходство заметно),
У сцены толпясь, широко улыбнулась Поэту,
Мол, мы тебя знаем, знакомы по снимкам газетным,
Он съездом смущён и, в реальность победы поверив,
Свой голос негромкий, но твёрдый отдав коммунистам,
Схватил молоток у проходчицы, сил не размерив
(Как тот самовар, что у горничной брал гимназистом).
Гудит его голос: "Не жертвуй лицом ради сана,
Не стоит в подобье болонок волкам превращаться,
Смысл счастья - в труде, в исполнении твёрдого плана,
Быть голосом действенной прозы не нужно стесняться.
Поэзии факта в ее первородном упорстве
На наших глазах расцвести суждено неизбежно,
Её сохранить, не испортив в ненужном позёрстве -
Приняв инструмент у сестры, пронеси его нежно..."
Слова заглушат общий хохот и аплодисменты,
Но смысл через годы узнав главной прозы Поэта,
Писатели все, метростроевцы, даже студенты,
До самых глубин этой действенной прозой задеты -
"Сквозь ветры свершений, напоенных ядом разлуки,
Как встретиться душам на торных российских дорогах?
Не видно конца этой странной бессмысленной муке,
И чем оправдать эти жертвы Октябрьского рока?"
И дружно строчат обвиненья поэзии факта,
Пускай эта свора зазря оглушительно лает,
Чтоб книгу закончить, он выжил и после инфаркта,
Теперь же и близкий конец гордеца не пугает.
Придут времена, и в музей, что в квартире Поэта,
Ты в дождь забредешь ненароком с экскурсией школьной
И выпьешь чайку, самоваром любуясь заветным,
А молот отбойный ржавеет в заброшенной штольне...

Город спит

Город спит,
В предвкушении дрожат перекрёстки,
Перьев блёстки,
Словно примулы вечно тромбозных сосудов
Рвёт артрит.
Сердце города выжжено памятью блуда,
Тор, остудит ли гнев изумрудов
Груда?
Не предав, не простит
Город-иуда.
Городу снится,
Как, жерлами труб ощерясь,
Из руин Вифлеемской пещеры
Он встаёт, рассылая сигналы неоновых вспышек
Каменным залпом-зарницей,
Птицей,
Которую ты до поры не услышишь,
Сжав, как зубы, ряды новостроечных вышек,
Город дышит.
Город молится,
Раздвигая пределы свои, будто руки раскинув,
Приближая лицо к облакам, как к иконе лучину,
Небо – первопричина,
А под ним незажившею болью –
Сапогами впечатанный в глину
Город-молния...

{jacomment off}