Больше полусотни октябрей


* * *

Больше полусотни октябрей...
О. скажи мне, чем я заслужила
этот сладко плачущий орех
цвета янтаря в горчичных жилах,
этот виноградовый хорей,
предвкушенье взмаха под лопаткой.
All my troubles seems so fore away.
Люди, львы орлы и куропатки
в зарослях его наивняка
разбредутся по звериным тропам,
нас не оторвать от корешка,
мы в себя вернёмся автостопом.

Что случилось с небом? Льёт и льёт,
починил бы кто-нибудь прореху,
отрываясь от корней, жильё
человечье уплывёт орехом
грецким – вдоль по вектору лозы,
ведь орех имеет форму мозга,
и опять припомнишь Лао-цзы
о победе нежного над жёстким.

 
* * *
Не хотели
Церетели –
получите бюст тирана.
Капает вода из крана.
Это румба гаэтана.

А культура тут в трёх видах:
утром – церковь,
днём – коррида,
вечером – бордель,
но всюду
кукловоды куклы вуду.

Разучившись улыбаться –
по зубам уже не плачут,
крохотную храбрость прячут
с глаз подальше, за зубами,
в тесном гнёздышке маршрутки
прячем маленькую гордость,
веру в торжество рассудка.
Сер, послушен – значит, годен.

Сеем, косим, забиваем,
серп и молот на подкорке,
вид – лихой, придурковатый
с восхищённым воплем в горле.


Южное Рождество

Колесом от КАМАЗа луна
вызревала в начале проспекта,
солнце всё ещё видно сполна –
но она не держала респекта,
белым ликом темнела в янтарь,
проявляя моря и каналы,
на которых проворный Китай
сеет хлопок, оставшись в анналах
и научных журналах – не всё ж
о коммунах, колхозах, уйгурах...

Чудотворный рождественский дождь
сеял вольной аббревиатурой –
БКХ, ДНК, ХТК –
всё о главном, нельзя усомниться.
Кровь рябины сладка и горька,
расклюют синяки и синицы,

грач спустился – довольный, как слон,
так спланировал – вольно, игриво.
Да луны золотое гало.
Не финита – абзац. Отлегло.
Отступаем от края обрыва.