Стихотворения, предложенные в ТОП-10 Международного литературного конкурса "8-й открытый Чемпионат Балтии по русской поэзии - 2019" членом Жюри конкурса. Лучшие 10 стихотворений Чемпионата Балтии будут объявлены Оргкомитетом 6 июня 2019 года.
Внимание!
Имена авторов анонимных конкурсных произведений будут оглашены в Итоговом протоколе конкурса 6 июня 2019 года в 23:59 по Москве.
1 место
* * *
Рукой находишь лес
легко тебе легко
Он замшевый он весь
в тумане и пуху
легко по кругу он
обходит и когтит
и ты со всех сторон
открыт ему открыт
Легко ему тебе
нашёптывать дышать
пока он серый кот
покой нам с ним покой
его не расшатать
и не расшевелить
он порастает мхом
и лютики в глазах
О лес
О кот
О лев
О нрав
На лапы он встаёт
к июню О июнь
вельвет и мёд и медь
О уберите О
я не могу смотреть
и всё равно смотрю
любовь сильней чем страх
смелей чем жёлтый цвет
О гривы жабры О
тишайшие хвосты
во львах полно всего
да всё у них в руках
все дребезги ума
поджилки немоты
щекотка полусна
полуботинки мха
О всё у них в когтях
и не забыть меня
О шевелюра льва
его еловых лап
то вечер то среда
он севером пропах
огонь его и мех
сияют и горят
его не отключить
он потому и прав
что лев
О незабудки сныть
искрятся как вода
О незабудки сна
О спать
О пить
2 место
Масло
так много в лете сливочного масла.
оно боками мягкими лоснится
и палочками от пломбира
намазывает сливочное масло
на детские замызганные лица,
на конопатые изжаренные спины,
как липнет к подгорающему маслу
пух тополиный!
двор пухнет, пахнет, варево плеская,
огромный будто кухня полевая.
солдатики из олова и масла
песочные галеты испекают.
но тут кричит им старший:
в ружье! в ружье!
они хватают ветки
несутся в желтом вареве кипящем,
рассеиваясь тополиным пухом.
куда по клумбам! - голосит соседка.
скрипит старуха: помню, было время
за тридцать граммов сливочного масла
могли убить, жениться и отдаться.
да, помню, было время.
но боже мой.
как муторно и страшно.
как жалко всех –
живых и настоящих.
стихает к ночи полевая кухня,
и сливочное масло застывает
на клумбах, окнах,
сонных детских спинах,
на шамкающем сне старухи.
3 место
Конкурсная подборка 295. "Маленькая жизнь".
Игла
На сосне – скворечник,
а под сосной
вся земля усыпана скорлупой,
из скворечника писк и гам –
выпростались горластые.
Пнул скорлупку, глядь – бессмертья игла,
золотая, раскаленная добела,
забирай и властвуй.
Выпала, видать, игла из яйца,
в темечко уколов птенца,
пискнул он, встрепенулся.
Он теперь один бессмертный птенец,
вырастет из него бессмертный скворец.
Странные такие дела.
Поднял иглу, больно горяча.
Подбрасывал, на ладони качал,
выскользнула из рук игла,
сверкнув под солнцем.
На карачках ползал, искал, не нашел.
потом подумал –
вот и хорошо.
слава богу, не накололся.
За день город весь замело скорлупой –
изумрудной, лиловой и золотой,
за каждой дверью
спьяну, сыту люди орали:
- Христос воскрес!
Икая, орали:
- ххрии сстосс ввоскре
я им не верил.
А под утро запел под окном скворец:
-Просыпайтесь, люди, Христос воскрес!
Ему поверил.
4 место
Конкурсная подборка 285. "На зелёных полях Гутенберга".
Скворечь
стрижино-постижимое твоё
поющее слепое бытиё
гнездуется превыше всех скворешен
превыше звуков из иной скворечи
где волен свет и подневольна тьма
рембрандтовская полутень видна
ложится на безликое пространство
где всё простится нам
и все простятся
где тьма тревожна и стреножен свет
где зелен насекомый твой завет
и травословен
не от марка и матвея
евангелие макового семени
печатал так кузнечик гутенберг
и шрифт его коленчатый горел
в полях живых и на полях тетрадных
непострижим для взгляда
5 - 10 места
Конкурсная подборка 46. Александр Крупинин, Санкт-Петербург (Россия). "У церкви Сен-Медар".
Я жить хочу и умереть на юге
Я жить хочу и умереть на юге,
Где так тепло и запах тамаринда,
Где голосом гортанным птица Раух
Поёт хвалу Властителю Вселенной.
Я жить хочу и умереть в той роще,
Где стрекозы полет неодномерен.
Где над прудом твоя полуулыбка
Висит в лучах полуденного солнца.
Когда в сыром подземном кабинете
За письменным столом полковник Пестель,
Рукой до боли сжав холодный череп,
Планирует убийство Государя,
Когда на клумбе возле дома скорби
Цветок безумно-красный расцветает,
Я жить хочу и умереть так тихо,
Чтоб обо мне не вспомнила ворона,
Когда в её гнезде на лёгкой крыше
Пробьют свои скорлупки воронята.
И мы поплывём
Наша река
так велика –
пришлось поставить два маяка.
Ладим третий у меня в огороде.
Плывут пароходы,
летят самолёты –
шлют телеграммы:
«Спасибо, друзья, за маяк,
а то нам никак
не доковылять до речной середины.
Там всюду ямы
и льдины,
и гиппопотамы».
Да, верно, всё так.
Мы знаем и сами,
что где-то у дальней и мрачной пучины
по тайной, неясной научной причине
ходят на лодочках под парусами –
неустрашимы и златобороды –
мозолестостопые бегемоты.
Они там возводят холмы и долины,
и гроты,
что увиты медузами
студённопузыми.
А один наш картограф вчера проследил
за движеньем планет.
А потом, шевелюру взъерошив,
примчался на площадь
и там завопил:
«Друзья и коллеги!
Простите, я чуть запыхался на беге,
но молчать нету сил!
Другого берега попросту нет!
Он куда-то уплыл
без кормил
и ветрил!
А может быть, даже к неведомой Веге
вознёсся на звёздной крылатой телеге!».
И мы утешали его, чем могли,
и давали ему кисели.
И подарили ему леденец,
и он поостыл, наконец,
перестал шмыгать носом,
ушёл
играть в волейбол.
Но остались вопросы.
И когда наша даль вечереет,
мы гуляем по скверу
и думаем, спорим, но верим же, верим! –
вернётся сбежавший, исчезнувший берег!
Должно быть, он спрятался просто
на время.
И нам просигналят оттуда огнём.
И мы поплывём.
Летняя баллада
И приходит к отцу Июнь, синеглазый мальчик,
Как положено, весь искрящийся и упертый,
Говорит, что на свете есть паруса и мачты,
Перекрестки, меридианы, аэропорты.
Можно топать по теплым шпалам до горизонта,
Можно взять за рога потертый, но крепкий велик.
Это значит, что ни единого нет резона
Оставаться с тобой по эту сторону двери.
И плевать, что подстерегают в потемках ямы,
Что гремят арсеналом молний чужие выси...
Если что-то случится, то эта гибель – моя, мол.
Понимаешь, она от меня одного зависит!
А потом приходит Июль, двухметровый воин,
Через щеку шрам, в золотой бороде косички.
Говорит, что на свете есть подлецы и воры,
И удары исподтишка, и ночные стычки.
И поэтому ты, отец, на меня не сетуй,
Слишком горек теперь мне вкус молока и меда.
Прямо в эту секунду, пока мы ведем беседу,
По жилому кварталу кроют из миномета,
Бронированная махина въезжает в надолб,
Георгины распускаются на могилах...
А случится чего со мной, горевать не надо б,
Только этого я тебе запретить не в силах.
И последним приходит Август, сухой, прожженный,
Преждевременно поседевший, глотнувший лиха,
Говорит, что в саду за домом созрел крыжовник,
Теплой мякотью наливается облепиха.
Можно сесть на скамейку и ничего не делать,
Можно просто прикрыть глаза, улыбаться немо.
Только братьев уже десятую нет неделю,
А кому их спасать от гибели, как не мне, мол?
Не подумай, что я о ком-то из них скучаю.
Мы, конечно, родные, но дело не в этом вовсе...
Он хватает куртку, позвякивает ключами
И уходит, не оглянувшись, из дома в осень.
* * *
Шла собака по роялю:
мы с тобой всю ночь играли
гаммы в три руки —
ты второй качала зыбку,
и стучался ветер всхлипко
в нашу форточку, срывая
шпингалетные курки.
Шла собака — польки, крали —
мир — игра, и мы играли,
как на ниточку низали
бисер нот.
То сникая, то скисая
шла собака — тень босая —
по роялю, как по сердцу.
Мы тогда любили.
Вот.
Шишел-мышел
Жизнь – болезненная вещь.
В ней живут собаки мало.
В ней меня напредавало
человек, наверно, шесть.
После бросила считать,
помнить, верить, доверяться.
Я теперь такая цаца –
прежней цаце не чета.
Я теперь люблю чердак,
глушь, деревню, дым над крышей.
Ты пойми – я шишел-мышел,
взял и ночью к звёздам вышел
слушать дальний товарняк.
Я теперь люблю сидеть
на крылечке босоного.
Тут рукой подать до Бога,
Бог-то рядом ходит ведь –
по люпиновым полям
под уздцы лошадку водит.
Крикнет «эй!», помашет... Вроде
и не Бог, а дед Толян.
Пчёлы вязнут во хмелю.
Пляшут солнечные пятна.
Человек – он слаб. И ладно.
Я цветы теперь люблю.
Я смотрю издалека.
Жизнь чудесна, небо звонко.
Да у края горизонта,
словно перья, облака...
Танцевальная сыну
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
папа танцует
папа хо-
тел бы быть
рядом с то-
бой
папа се-
годня
где-то снова как
график
падал
папа как сте-
бель
папа гнётся тра-
вой
ветром по-
битой
с корнем вырванной на-
фиг палкой
Папа рас-
стался
с новой очеред-
ной
просто ус-
тал
снова мять эту во-
ду в ступе
птичкины танцы
флирта скользкое дно
лучше чем так
и снова
папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
папа танцует
папа всё вре-
мя
ищет новый за-
каз
папе как воз-
дух
нужно врать зави-
раясь
в пафос
папа на
гребне
папа правит в за-
кат
правит на
вёслах
папе снова пор-
вали
парус
папа ди-
зайнер
папа палит в се-
тях
новые трен-
ды
всех этих мод-
ных студий
папа так занят
папа вечно в гос-
тях
челюсти стен
где снова
папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
папа танцует
папа хо-
тел бы
быть вместе с то-
бой
папа жрёт ногти
выгрызая свой недо-
панцирь
чёрные те-
ни
режут красный танц-
пол
папа си-
ноптик
папа тычется в не-
бо пальцем
папа при
маме
вечно острый как
лёд
ненависть гасит
мамкины в рот
соски бы
папу ло-
мает
папу кроет и мнёт
папу кол-
басит
папу крутит и рвёт
по сгибу
папа при-
ходит
в гости по выход-
ным
папу встре-
чают
тщательно взвесив
пластик
папа на
взводе
папа мрачный
как дым
В топку пе-
чали!
Ну-ка сделаем вместе
праздник!
папа танцует
Давай, выходи в центр!
ты видишь как папа танцует
Как я тебя учил — ножкой!
папа танцует
Ну — вместе!
папа танцует
И давай ещё раз!
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
папа танцует
Я жить хочу и умереть на юге,
Где так тепло и запах тамаринда,
Где голосом гортанным птица Раух
Поёт хвалу Властителю Вселенной.
Я жить хочу и умереть в той роще,
Где стрекозы полет неодномерен.
Где над прудом твоя полуулыбка
Висит в лучах полуденного солнца.
Когда в сыром подземном кабинете
За письменным столом полковник Пестель,
Рукой до боли сжав холодный череп,
Планирует убийство Государя,
Когда на клумбе возле дома скорби
Цветок безумно-красный расцветает,
Я жить хочу и умереть так тихо,
Чтоб обо мне не вспомнила ворона,
Когда в её гнезде на лёгкой крыше
Пробьют свои скорлупки воронята.
И мы поплывём
Наша река
так велика –
пришлось поставить два маяка.
Ладим третий у меня в огороде.
Плывут пароходы,
летят самолёты –
шлют телеграммы:
«Спасибо, друзья, за маяк,
а то нам никак
не доковылять до речной середины.
Там всюду ямы
и льдины,
и гиппопотамы».
Да, верно, всё так.
Мы знаем и сами,
что где-то у дальней и мрачной пучины
по тайной, неясной научной причине
ходят на лодочках под парусами –
неустрашимы и златобороды –
мозолестостопые бегемоты.
Они там возводят холмы и долины,
и гроты,
что увиты медузами
студённопузыми.
А один наш картограф вчера проследил
за движеньем планет.
А потом, шевелюру взъерошив,
примчался на площадь
и там завопил:
«Друзья и коллеги!
Простите, я чуть запыхался на беге,
но молчать нету сил!
Другого берега попросту нет!
Он куда-то уплыл
без кормил
и ветрил!
А может быть, даже к неведомой Веге
вознёсся на звёздной крылатой телеге!».
И мы утешали его, чем могли,
и давали ему кисели.
И подарили ему леденец,
и он поостыл, наконец,
перестал шмыгать носом,
ушёл
играть в волейбол.
Но остались вопросы.
И когда наша даль вечереет,
мы гуляем по скверу
и думаем, спорим, но верим же, верим! –
вернётся сбежавший, исчезнувший берег!
Должно быть, он спрятался просто
на время.
И нам просигналят оттуда огнём.
И мы поплывём.
Летняя баллада
И приходит к отцу Июнь, синеглазый мальчик,
Как положено, весь искрящийся и упертый,
Говорит, что на свете есть паруса и мачты,
Перекрестки, меридианы, аэропорты.
Можно топать по теплым шпалам до горизонта,
Можно взять за рога потертый, но крепкий велик.
Это значит, что ни единого нет резона
Оставаться с тобой по эту сторону двери.
И плевать, что подстерегают в потемках ямы,
Что гремят арсеналом молний чужие выси...
Если что-то случится, то эта гибель – моя, мол.
Понимаешь, она от меня одного зависит!
А потом приходит Июль, двухметровый воин,
Через щеку шрам, в золотой бороде косички.
Говорит, что на свете есть подлецы и воры,
И удары исподтишка, и ночные стычки.
И поэтому ты, отец, на меня не сетуй,
Слишком горек теперь мне вкус молока и меда.
Прямо в эту секунду, пока мы ведем беседу,
По жилому кварталу кроют из миномета,
Бронированная махина въезжает в надолб,
Георгины распускаются на могилах...
А случится чего со мной, горевать не надо б,
Только этого я тебе запретить не в силах.
И последним приходит Август, сухой, прожженный,
Преждевременно поседевший, глотнувший лиха,
Говорит, что в саду за домом созрел крыжовник,
Теплой мякотью наливается облепиха.
Можно сесть на скамейку и ничего не делать,
Можно просто прикрыть глаза, улыбаться немо.
Только братьев уже десятую нет неделю,
А кому их спасать от гибели, как не мне, мол?
Не подумай, что я о ком-то из них скучаю.
Мы, конечно, родные, но дело не в этом вовсе...
Он хватает куртку, позвякивает ключами
И уходит, не оглянувшись, из дома в осень.
* * *
Шла собака по роялю:
мы с тобой всю ночь играли
гаммы в три руки —
ты второй качала зыбку,
и стучался ветер всхлипко
в нашу форточку, срывая
шпингалетные курки.
Шла собака — польки, крали —
мир — игра, и мы играли,
как на ниточку низали
бисер нот.
То сникая, то скисая
шла собака — тень босая —
по роялю, как по сердцу.
Мы тогда любили.
Вот.
Шишел-мышел
Жизнь – болезненная вещь.
В ней живут собаки мало.
В ней меня напредавало
человек, наверно, шесть.
После бросила считать,
помнить, верить, доверяться.
Я теперь такая цаца –
прежней цаце не чета.
Я теперь люблю чердак,
глушь, деревню, дым над крышей.
Ты пойми – я шишел-мышел,
взял и ночью к звёздам вышел
слушать дальний товарняк.
Я теперь люблю сидеть
на крылечке босоного.
Тут рукой подать до Бога,
Бог-то рядом ходит ведь –
по люпиновым полям
под уздцы лошадку водит.
Крикнет «эй!», помашет... Вроде
и не Бог, а дед Толян.
Пчёлы вязнут во хмелю.
Пляшут солнечные пятна.
Человек – он слаб. И ладно.
Я цветы теперь люблю.
Я смотрю издалека.
Жизнь чудесна, небо звонко.
Да у края горизонта,
словно перья, облака...
Танцевальная сыну
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
папа танцует
папа хо-
тел бы быть
рядом с то-
бой
папа се-
годня
где-то снова как
график
падал
папа как сте-
бель
папа гнётся тра-
вой
ветром по-
битой
с корнем вырванной на-
фиг палкой
Папа рас-
стался
с новой очеред-
ной
просто ус-
тал
снова мять эту во-
ду в ступе
птичкины танцы
флирта скользкое дно
лучше чем так
и снова
папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
папа танцует
папа всё вре-
мя
ищет новый за-
каз
папе как воз-
дух
нужно врать зави-
раясь
в пафос
папа на
гребне
папа правит в за-
кат
правит на
вёслах
папе снова пор-
вали
парус
папа ди-
зайнер
папа палит в се-
тях
новые трен-
ды
всех этих мод-
ных студий
папа так занят
папа вечно в гос-
тях
челюсти стен
где снова
папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
папа танцует
папа хо-
тел бы
быть вместе с то-
бой
папа жрёт ногти
выгрызая свой недо-
панцирь
чёрные те-
ни
режут красный танц-
пол
папа си-
ноптик
папа тычется в не-
бо пальцем
папа при
маме
вечно острый как
лёд
ненависть гасит
мамкины в рот
соски бы
папу ло-
мает
папу кроет и мнёт
папу кол-
басит
папу крутит и рвёт
по сгибу
папа при-
ходит
в гости по выход-
ным
папу встре-
чают
тщательно взвесив
пластик
папа на
взводе
папа мрачный
как дым
В топку пе-
чали!
Ну-ка сделаем вместе
праздник!
папа танцует
Давай, выходи в центр!
ты видишь как папа танцует
Как я тебя учил — ножкой!
папа танцует
Ну — вместе!
папа танцует
И давай ещё раз!
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
ты видишь как папа танцует
папа танцует
папа танцует
