Антропный принцип

В лунном сиянии
ранней весною, сильно заполночь проходя из метро,
замечаешь между тенями
тайную жизнь деревьев над новорожденным мирозданием -
распрямляющихся после зимней спячки,
упираясь руками в приблизившееся небо -
и думаешь невзначай:
не слишком ли много?

Не слишком ли много для нас всего этого -
большой взрыв, механизм Хиггса,
гравитационная конденсация галактик,
невероятный синтез дезоксирибонуклеиновой кислоты -
для того только, чтобы можно было поглазеть на ходу,
как ветки задевают за звенящие звезды?
для того, чтобы однажды вечером
дожидаться на углу кое-кого дежурным по апрелю
и сходить вместе в кино на глупый фильм?
Хватило бы и какой-нибудь божественной утки,
выловившей в клюве землю из мирового океана;
какой-нибудь шаманской белки,
снующей, растекаясь по древу, между верхним и нижним миром.

Или:
не слишком ли мало?
Не слишком ли мало для нас этого?
Таблица Менделеева, фундаментальные бозоны и фермионы,
три кварка, заточенные в ядре,
недостижимые туманности за горизонтом событий...
Разум, отразившийся в пустоте,
расползается абстракциями по всем измерениям времени и пространства
(включая шесть свернутых, для размещения суперструны),
громоздит хаос и космос -
но разве ему создать, скажем,
тот всамделишный запах влажной сирени
(не говоря уже про твои волосы),
или, например,
дребезжание кружки на плацкартном столике,
пока проплывающие фонари скребут по стеклу,
видимо, обозначая разлуку.

И потом налетал шквальный ветер,
нанося грозу, ставя мозги на место,
и сотрясал все умозрительные вселенные -
в которых неумолимо расходятся
фейнмановские интегралы по путям как тропки в известном саду,
никакие хитрые методы
не спасают от сингулярностей в решениях уравнений движения,
и все божественные утки и белки
оборачиваются кривыми каракулями из краеведческого музея.

В которых все навсегда валилось из рук -
так этот ветер трепал твои белобрысые кудряшки,
когда ты уходила, не прощаясь и не оглядываясь,
пропадая в толпе, в метро, в наплывающих годах.
И это было единственным и неоспоримым доказательством
того, что мир действительно существует.

* * *

После каникул клубится туман в мозгу,
снег, запоздало заваливает Москву.
вплоть до получки - пост; вечеряем чаем.
Нам не нашлось подарка в драном носке;
что-то шуршит метель по моей тоске,
и по карманам пыль. Дед Мороз отчалил.

Ах прекратите это занудство, проф!
лучше найдем в шкафу недопитый штоф;
ведь можно смотреть всю жизнь, отодвинув шторы,
как снег наполняет ночь, точно божьи сны -
сорок лет сплошной Новый год, и не ждать весны.
И не достанет резкости зренью, чтобы

память, как чан салата с утра, скребя,
из этих клочьев собрать как-нибудь себя.
Только и помню: зимою скрипели лыжи
и поезда в ночах; но, как след саней,
снег засыпал платформу - и жизнь за ней,
и во все годы снился твой профиль рыжий.

Что же, со Старым Новым! Ты сам-то стар.
Сам себе Санта, сам себе божий дар.
Память в снегу заблудилась в молочной каше -
там в люльке сопит Спаситель, и до зари
на свет звезды по пустыне бредут цари,
и пьяный летит сквозь ночь в облаках Лукашин.

* * *

Некоторые из тех, кто однажды были панками,
кто кричали про анархию
и распевали о том, что будущего нет,
дожили теперь до седых волос.

Странно заметить,
но все сбылось примерно так, как обещали.
То есть, мы действительно въехали с беззвучным всхлипом на станцию НЕТ -
в то самое будущее,
будто живые руины несостоявшегося праздника.
Вот только вавилон -
с мигалками, дубинками и портретом вождя -
устоял на том же месте.

Странно заметить,
но кажется, что жизнь тем не менее продолжается.
И здесь тоже бродят какие-то девочки и мальчики с горящими глазами -
и, наверное, они лучше нас,
хотя, по слухам, совсем мало интересуются сексом -
зато уже сидят по автозакам и камерам.
Бывшие панки,
мы твердим теперь яростно и безнадежно:
пошли же, судьба, хотя бы им
любви и свободы,
которых не хватило для нас.
И мы не знаем, что ждет их здесь.

Выжившие поседевшие панки,
наверное, теперь мы что-то знаем о жизни.
И у нас нет никакого другого будущего,
кроме того, которое уже наступило.