Чернобурка

Небо расчерчено: метр на метр.
Двор – точно так же...
Свернусь на земле
В ржавеющей клетке.
Отдохну.
После снова копать,
Раздирая уставшие лапы о сетку.
После снова хватать за огромные лапы тех,
Кто бросает куски тёмно-красного солнца,
Которые пахнут живыми коровами, козами, курами.
Эти огромные говорят:
"Вот отличная чернобурка.
Только злющая –
Так и хочет цапнуть за пальцы.
Ух!"
Я рычу им в ответ:
"Загрызу! Убегу!"
Эти скалятся...
Так и скатывается день.
День.
День.
У забора лысеет дерево.
На его плешивую голову сыпется пепел.
Огромные точат нож,
Меня загоняют в угол обледеневшей клетки.
Рычу и кусаюсь – бéз толку.
Держат за лапы,
завязывают пасть,
режут наживо,
обдирают мех.
Горячо и холодно.
А они смеются:
"Не такая резвая,
если голая?"
И кидают в кучу с другими отходами:
Уже не чёрными и не рыжими.

А я выжила.
Учусь одеваться в тряпки,
Учусь не кусаться и не рычать.
И никто не догадывается будто:
"Девушка, посмотрите, какая шубка!
Отличная чернобурка!
Покупайте. Сидит, как влитая!"
Медленно касаюсь
потрескавшимися пальцами меха,
Набираюсь смелости:
"Покупаю"...

Дурачок

Тишину нарушает размеренный стук копыт.
Под шагами коня высыхают пустые степи,
Дурачок выбирает дорогу «богатому быть»,
Направляется в лес, запевая про Дон и Стеньку.

Лет пятнадцать пройдёт. Под густой колокольный звон
Он вернётся в деревню верхом на горбатом волке,
И карманы его будут полны сухой листвой,
И глаза его солнцем и золотом будут полны.

Люди тыкают пальцами, шепчутся, хмурят лбы,
Распускаются сплетни, как в майских садах деревья.
Дурачок выбирает дорогу «женатому быть»
И спешит в города, чтоб попасть на глаза царевне.

Двадцать лет пролетит. Он вернётся под лай собак,
У церквушки присядет, заплачет. А ближе к ночи,
Напевая романсы, пойдёт прямиком в кабак
Теребени рассказывать быль про царёву дочку.

На отшибе – хибара. Забором вокруг – дубы.
Он сидит на пороге и мнёт сапогом опята.
Дурачок выбирает дорогу «убитому быть».
Он вернётся наверно. Когда-нибудь... в сорок пятом.

* * *

Хмарит.
Волчица-зима
крадется с опаской по улице,
Поскуливает от холода...
А Марье не страшно.
Марья кутает голову
в пуховый платок,
Надевает заштопанный полушубок,
валенки
И выходит.
Шустрый кот за нею выскакивает во двор.
Странно, вчера был рыжий –
Стал сер сегодня.
Марья проходит околицей
к речке,
Оглядывается на колокольню,
Крестится.
Хмарит над куполами,
Над жестяными крышами,
Хмарит в глазах у Марьи.
Она закрывает лицо
и дышит
В мокрую варежку,
Смотрит нá реку,
Трогает пар на её воде,
И кричит в бело-серую хмарь:
– Ты где?!
И волчица ей вторит дрожащим: «У-у-у-у-уу...»
И сливается вой с колокольным звоном.
Ветер вертит снежинки,
Закручивает в пургу,
Царапает воду.
Марья
стоит как вкопанная,
Слышит:
– Вот и я,
мама.