Офелье

всё что мне казалось
уносило в заводь
от большой тревоги
до кривой дороги
там где я капелью
капельку - Офелью -
падал и тонул
плыл и плыл ко дну

Чтобы ты, остановившийся ранней весной у обочины подышать
(или по неким другим, неловким, причинам),
Увидев меня, что с полотен Милле, - в цветах,
Но под Питером, значит, в бычках и болотной тине,
Вспомнил, как лет эдак двести тому назад
В позапрошлой и/ли предпоследней жизни
Я таскал у тебя конфеты и мармала́д,
А ты всё молчал и глядел в меня с укоризной.

Иштвиль

Ты превращаешься в пыль, Иштвиль,
Чувствуешь - солнце печёт наскозь?
Тело твоё раздаётся вширь,
Тело твоё подаётся вкось

Слева от дома на сотни миль,
За тридевятым сырым холмом -
Ты превращаешься в прах, Иштвиль,
Очи - горе, рукава узлом,

И коронует тебя полынь,
И от зверей укрывает сныть.
Ты превращаешься в тлен, Иштвиль:
Ножницы Атропос режут нить.

Так, до скончания всех времён,
Будешь в объятиях, о, Иштвиль,
Всех, у кого не спросил имён,
Всех, кого без вести схоронил.

Расскреп

Я еду на электричке.
Сигаретные нычки давно уже не нужны,
И есть много способов сублимировать злые привычки,
Но куда не лезь, давно заняты все рожны.

Я еду туда, где бродят
Полтергейсты радостей между живых людей.
Под их взглядом всё легче сдирать с себя кожу - так, вроде,
Принято быть с тем, кто родных кровей.

Я и сам как огромный поезд:
Пассажиры внутри меня никуда не хотят,
А когда я слетаю с рельс и раскрепляю спасательный пояс,
Они расползаются врассыпную, что ворох слепых котят.