Облетают последние листья

Обними меня, словно невеста.
Наша встреча была неспроста.
Будем вечер осенний мы вместе
у огня наших чувств коротать.

Облетают последние листья.
Спит прозрачный рябиновый куст.
Где-то есть он, родник золотистый,
чуда жизни дающий нам вкус.

Пусть, как чайка, растаяла юность,
промелькнув над блескучей Невой –
что-то новое в сердце проснулось,
утра дышащее синевой.

Пусть никто из живущих не вечен.
Снег зимой на могилах так бел...
Но бессмертная ждёт человечность
воплощения в нашей судьбе.

К той стране, где так рожь колосится,
дух причастности стал мне знаком.
Я на древе могучем России
быть простым приучаюсь листком.

Посидим, с днём ушедшим простимся,
мы с тобой у огня наших чувств.
Где-то есть он, родник золотистый,
чуда жизни дающий нам вкус.

Как делается время?

Как делается время? Из чего?
Из рук пространства выпадает нить.
Так ткётся непростое волшебство:
года, столетия, эпохи... дни.

Нить эта в сердце, как струна, звенит
средь бела дня, среди полночной тьмы.
Грядущее с былым соединить
лишь мы с тобою можем, только мы.

Ведь, словно феникс, из золы встаёт
любовь, обожествившая людей.
И синего заката тонкий лёд
ломают крылья диких лебедей.

И провода. И белый сонный дым.
И поезда. И пол-глотка беды.
А тот, кто умирает молодым,
становится подобием звезды.

Я посмотрю на время из окна:
оно как дождь, как осень за окном.
Оно как старый дом, где тишина
разгуливает в рубище цветном.

Оно как снег непрожитой зимы,
где жёлтых фонарей невзрачен вид.
Оно такое же, как ты, как мы:
ведь делается время из любви.

Зима прощаний

Зима прощаний. Грусть прекрасных губ,
отцветших пусть, но всё-таки любимых.
Рыдают алым утром на снегу
коленопреклонённые рябины.

Уходит в небо табор звёзд. Их путь
идёт сквозь сердце и снега тетрадей.
Ты прилегла мне, лёгкая, на грудь,
рассыпав кашемировые пряди.

Сложу я эти поцелуи впрок
в шкатулку серебристых одиночеств.
Однажды розой вьюжных вечеров
ты принесёшь мне запах белой ночи.

Ты вспомнишь осень в бежевом пальто,
представишь журавлей над третьим Римом.
А чашка кофе, ваза и цветок
вдруг сложатся в эскиз неповторимый.

Не знаю я, что будет впереди.
Впиваю, как родник, свет губ усталых –
и минареты стройные груди,
и кожу лучезарней Тадж-Махала.