Грехи наши

«О́тче наш, И́же еси́ на небесе́х!
Да святи́тся имя Твое́,
да прии́дет Ца́рствие Твое́,
да бу́дет во́ля Твоя,
я́ко на небеси́ и на земли́…» (Мф. 6)

Станет небо предельно низким —
К людям близким и к Богу близким,
Да раскинутся купола,
Причащая дождём и громом
В этом храме земном огромном
Всех живых. Дождевая мгла

Облачится в монашью рясу
И молитво-журчащим фразам
Будет набожно отдана.
Впредь ни ангелов и ни бесов,
Только молнии поднебесья,
Безутешная пелена.

Всё слилось в покаянном плаче.
Только так и никак иначе?
Души-свечи на алтаре.
«Будет воля твоя, но всё же
мы ведь дети тебе, о Боже,
и на небе, и на земле…»

Приглушенным гремел набатом
божий голос… и виновато
Поглощала людей волна.
А земле в ледяном ознобе
Будто слышалось в том потопе:
«Прощена.
Прощена.
… ты одна.»

* * *

Давай останемся нетронутым плодом
в саду Эдемском.
Поверим, что есть жизнь без нас, и сад, и дом...
И смех детей, и дни за занавеской,
что проживаются не нами. Там с трудом
себя оставив на потом...
Давай состаримся без червоточин, без семян.
Без завтра и вчера... Нам вкус неведом.
Не нами будет выращен, отведан.
И яблоневый цвет укроет корни пледом -
безгрешным сном.
Мы прорастём в безвременную явь,
и ты увидишь во вселенской кроне
среди таких же душ разрозненных
мельком...
меня.
И кисло-сладкий вкус
покажется теперь тебе знаком...

Березники

"Города – это люди." Фишер Тибор.

Город устал.
Где-то залёг на дно.
Местами провалы памяти,
едет крыша.
Люди его не слышат,
и он не слышит.
Им всё равно,
но
все ещё дышат.

Считает людей и деньги.
Деньги превыше.
Играет запальчиво в казино –
выживут
или последнее выжмут,
хоть ставка невелика,
пока
соль остаётся сладка.

Вечно брутален и одинок.
Кама всё подмывает
устроить шалость.
Мало ему досталось?
Морщинистость улиц,
домов, дорог,
прокуренность легких…
Один итог –
никчёмная старость
и пафосный некролог.

Город – нерядовой,
но
беден-богат,
безволен.
Са́днят давно мозоли
жилистых рук и ног.
Но всё, что ему позволят –
(кем-то предрешено)
пресного хлеба кусок
и кристаллики
боли.