* * *

Человек играет в теннис,
у него бугрится пенис.
Юбка скачет против шорт.
Май. "Торпедо". Пятый корт.

Наступает - не сдаётся!
Мячик смачно чпок да чпок!
...в туалет от сна проснётся,
в койку, шаркая, вернётся,
а под койкой - коньячок.

Для простаты это бяка,
но быстрей и мягче старт...
Май. "Торпедо". Солнце. Пятый.
Юбка. Мячик. Шорты. Хард.

* * *

жесткие диски горят камеры смывает волной телефоны тырятся и теряются
ухают в бездну пароли и явки гениальные ямбы и юные наши облики
я сохраняю все это в непостижимом неведомом облаке
хоть говорят мне что в гугле и яндексе
хочется верить что это не так и мы сохранимся не в стойках серверных
и наши лица будут обдувать не струи кондишен а ветры юга и ветры севера
и однажды когда ухнут в пропасть и забудутся эти самые яндексы
мы из облака юные и красивые явимся

Ии-уух!.. 

Когда начинает луна убывать, 
мы каждый начнем перед сном проверять 
покоцанный свой Micromax. 
В Кармоне и Варке нас десять и пять, 
а боссом шестнадцатый - Макс. 

Мы знаем, что рано, что гады и рыбь 
еще не покинули темную глыбь, 
но смотрим в затертый экран: 
не шлют ли нам ангажеман?.. 

Неделю толстушка худеет с лица, 
в полночный глядится прилив. 
А ночь на восьмую приходит в воцап: 
“Сегодня”.
Наш босс не болтлив. 

Петух закричит. Начинается гам,
в нем свиньи, собаки слышны. 
И гады и рыбы идут к берегам, 
мы тоже - с другой стороны.

Подкладывай да перекладывай шест, 
и грудью под песню на бот. 
И, хоть под уклон, и нас десять и шесть, 
но бот неохотно ползет. 

Он солью пропах и смоленой доской, 
он черен, как дьявол морской, 
шершав как брусок для заточки ножей - 
но наших ладоней нежней!

Фернандес на весла, а босс на корму - 
и медленно оба во тьму... 
И молча канаты мы стравим из двух
разбухших от сырости бухт.

По семеро выйдет на каждый конец. 
Мы песню “Ии-уух!” запоем. 
Так пели и прадед, и дед, и отец, 
так правнуки будут потом. 

В песок упираясь, по щиколку в нем, 
минута - три фута, и ком под ребром... 
Но гневится прадедов дух, 
“Ии-уух!” - выдыхает. “Ии-уух!” - мы поем, 
и думаем тоже: “Ии-уух!” 

И в медленной этой, на пятках борьбе, 
мы словно полморя несем на себе! 
До бота еще полчаса... 
А пот заливает глаза. 

И редкий турист в променадном бегу 
не встанет столбом на пустом берегу, 
бумажками жалко тряся, 
недобытой рыбки прося. 

Фернандес устал, но гребет и гребет - 
и сбоку обходит и чалится бот. 
Мы держимся еле на двух... 
Но песня победна: “Ии-уух!” 

Изломана, сломлена, только со дна, 
шевелится сетка, как рыба одна, 
и жабры взметает, дыша - 
уже отлетает душа...

Медузы, змееныши - к черту, come back! 
А Богово - это тебе, человек.
Креветки, омары, кальмар -
от щедрого Езуса дар -
по кучкам разложен.
Наш босс - справедлив,
и все мы шестнадцать равны.
И сетку распутав, и сетку промыв,
уходим по краю волны.

Макрель на обед, а на ужин тунец,
а завтра - что Езус пошлет.
Так жили наш прадед, и дед, и отец,
так правнук еще поживет!

И те, кто в Мумбаи и в Дели, у тех
и деньги, и кожа, что пух, -
но мускулы дряблы, нерадостен смех,
и песню забыли "Ии-уух!.."

А мы засыпаем на грубом белье
с детьми четырьмя и женой,
в дыре черепичной, прибоя белей,
с подобной мачете луной.

И тянем - "Ии-уух!.." - бесконечный канат
доставшейся жизни-войны...
И с нами сражаются помфрет и скат,
и лобстер - с другой стороны.