Постное

В эти постные дни муза что-то жужжит, не стихая.
Март, отпетый гурман, искушает. Молчать не велит.
Я не ем ветчины.
Я пытаюсь питаться стихами,
запивая грейпфрутовым соком, что небом пролит
горько-охровой струйкой в моё небольшое оконце.
Пятна снега на крышах домов, как глотки молока.
Аппетитно и сдобно вверху колобкуется солнце,
и, как взбитые сливки на блюде, лежат облака.

По подсохшей тропе семенит старичок седовласый,
улыбаясь сидящему возле подъезда коту.
Кот урчит.
Он грызёт принесенное жертвенно мясо
загрустившей хозяйкой – сама-то сидит на посту…

Вспоминаю и я: о скоромном мне грезить негоже.
Но не грезить тобой в эту пору негожей в сто крат.

От стихов, говорят, иногда поправляются тоже.
Отложу-ка блокнот.
И пойду посмакую закат.

Затерявшийся

Устаёшь от извечных проблем?
А знаешь ты, как мучительно в лапах молчащих стен?..

Говорят, что потомство приносят аисты. Ну а к ним почему-то не прилетел… Были планы и виды. Да только сложно всё. Ничего не предъявишь судьбе в укор. Что в семье их так слажено и так сложено, остается слежавшимся до сих пор.
Он – молчун-работяга. Она – красавица. Дом не малый, заводят кого хотят: то собачку, что лает и не кусается, то мурчливую кошку, что ждёт котят. А котята родятся и лупят глазками, так и хочется тискать, не отпускать. Да и кошка пушиста, умна и ласкова. Всё – котятам, сама не доест куска.
Возле дома полоской белеет рощица. А за рощей – раздолье, кругом поля. Выйдет женщина, в небо глядит да морщится: ярко так, что от сини глаза болят. А сама-то не ведает, в чем ей каяться, в горле - прочно слежавшийся ком обид. Почему-то летают чужие аисты, а её, нерадивый, похоже, спит…
После спустится к речке и молча молится. До чего же прозрачна, чиста вода!
Глядь, течением тихо уносит молодость, далеко, в никудышное никуда. Вскинет руки, вопит на четыре стороны. Покричит – ей и легче, и ладно с ним…

А над берегом каркают злюки-вороны. В перелесках кукушка считает дни.
На травинках дрожит новой жизни жижица. В небе солнце веснуется, как всегда.
Всё своим чередом у природы движется.
Только аиста глупого не видать…

Север

каждый миг автономно неповторим.
крылья слов замурованы в янтари.
отзвенели вечерние звонари
по теплу, что ушло нелепо.
ты на северном севере, на краю.
я судьбу по лекалам зимы крою.
боль твою по молчанию узнаю.
и по снегу,
который – с неба…
север – крайний.
глубокая колея.
то ли ты её вычертил, то ли я.
мы с тобой по сиротству теперь друзья
и не смотрим в глаза друг другу.
колея замыкает полярный круг.
ты, как стоящий и настоящий друг,
шлёшь клубок из колючих упругих вьюг
моему городскому югу.
я беру эти вьюги, сплетаю в сеть.
хорошо до весны бы ещё успеть.
мне бы солнце поймать и тебя согреть,
одинокого и больного.
растопить бы сугробы да ледники.
ощутить, как ладони мои легки.
и коснуться небритой твоей щеки.
и в тебе раствориться снова.